Вот упрямая рожа! Меня такие до белого каления доводят. Вот и сейчас, не успел я сдержаться, как мой кулак совершенно самостоятельно, без малейшего моего вмешательства, отправляется на прогулку. Приземляется он, как и следовало ожидать, точно на подбородке Дэдэ. Тот без единого звука валится на пол.
Я наклоняюсь над несчастным. Он в обмороке и уже успел напустить под себя лужу. По опыту знаю: единственное, чем его можно сейчас привести в себя, – хороший глоток чего-нибудь с градусами. Осматриваюсь и замечаю в стене лачуги маленькую дверцу. Открываю – как и следовало ожидать, внутри полно бутылок, но все до омерзения пусты. Неторопливо их перебираю в надежде найти хоть одну недопитую и натыкаюсь на ржавую коробку из-под бисквитов. Поддеваю ногтем крышку и невольно присвистываю при виде пяти красивых радужных бумажек по десять «штук» каждая. Новенькие, заразы!
Готов побожиться (почему бы и нет? все грешат, не исключая самого папу), мой новый приятель Дэдэ – отнюдь не экономный муравей в шерстяных носках. Он за радости жизни. Пьет свою долю, а если представляется возможность, то и чужую. Как хотите, а я не в состоянии представить его экономящим пару монет из своего грошового заработка. Поэтому я беру свою находку и возвращаюсь к месту его успокоения – по счастью, еще не вечного: он как раз приходит в сознание. Я его встряхиваю; он хлопает ресницами, взирая на меня без особой симпатии.
– Веселей, – подбадриваю я его. – Держу пари, сейчас ты заговоришь.
– Я ничего не знаю! – яростно хрипит Дэдэ. Похоже, я ошибся, считая его обычным алкашом, готовым размякнуть от первого же тычка. Паренек-то, оказывается, из контрастных. Однако глаза его уже узрели купюры в моей руке и наполняются ужасом: парнишка явно узнал эти бумажки и начинает портить себе кровь. Мне остается лишь активизировать сей полезный процесс. Достаю коробок, зажигаю спичку и приближаю огонек к деньгам.
– Ты всегда такой тупой, Дэдэ, или от холода отупел? – самым вежливым тоном осведомляюсь я, – Давай-ка немножко погреемся. Ты не против?
Я не ошибся: он действительно прежде всего крестьянин.
– Нет! – истошно вопит он. Я отодвигаю пламя:
– Так ты будешь говорить?
– Да. – Он морщит лоб в нечеловеческом мыслительном усилии. – Эта собака... за ней пришли на следующий день после того, как я ее подобрал.
– Кто?
– Дама.
– Продолжай, – подбадриваю я его. – Я тебя слушаю.
– Она пришла вечером – я как раз ел суп. Спросила, не я ли подобрал издохшую собаку. Я говорю: да, мол, а что? Она как расхнычется: это ее любимая собачка, она ею очень дорожит, потому как, мол, подарок ее умершего друга... В общем, повел я ее на свалку, туда, где всегда вываливаю свой бак. Там мы псину и нашли. Дама к ней как бросится! И тут же спрашивает: «А где ошейник?» Я ей: «Какой ошейник?» Она прямо взбеленилась: «Куда вы дели его ошейник?» А я никак понять не могу, о чем речь-то? Спрашивала про собаку – вот тебе собака... Она знай себе твердит: «Куда вы дели ее ошейник? У нее был ошейник – где он?» Я наконец сообразил – не было, говорю, на этой скотине никакого ошейника. Тут она вытащила из сумочки пистолет и орет: дескать, если не отдам ей ошейника, она меня пристрелит. А как я его отдам? Я ведь и правда...
– Знаю, – успокаиваю я его. – Ты ее нашел без ошейника.
– А, вы в курсе? – таращит глаза Дэдэ.
– В курсе, в курсе. Что дальше?
– Дальше? – пожимает плечами мусорщик, – Ну, поуспокоилась она, спрятала свой пистолет, а взамен достала вот эти бумажки. Сунула их мне и заставила поклясться, что буду молчать. Обещала, что если хоть слово кому скажу, то меня она пристрелит, а лачугу мою спалит. Что ж, папаша честно заслужил награду.
– Не бойся, дружище, – успокаиваю я его, возвращая деньги. – Бабы вечно обещают одно, а делают совсем другое. Ты просишь их сердце, а они взамен дают тебе свой зад, да еще Версальский лицей в придачу. Можешь не волноваться – я о нашей беседе никому не скажу. Так что пропивай эти монеты на здоровье.
Он торопливо прячет свое сокровище за пазуху.
– Только, уж извини, мне нужно кое-что уточнить, – добавляю я.
Дэдэ охотно кивает: получив обратно башли, он преисполнился благодарности и готов на все.
– Как выглядела эта женщина?
Дэдэ погружается в размышления. Глаза его закрываются, брови сдвигаются, лоб наморщен – чувствуется титаническая концентрация мысли; я даже начинаю опасаться, не взорвался бы у бедняги череп от такого интеллектуального напряжения.
– Она была красивая! – наконец триумфально возвещает он.
– Блондинка? – интересуюсь я.
– Нет.
– Брюнетка?
– Да.
– Глаза, рот, нос, одежда, манера разговаривать, – терпеливо перечисляю я.
Терпения, которое мне потребовалось в последующие полчаса, хватило бы на добрый десяток ангелов. Каждую деталь приходилось буквально выковыривать из его черепушки. Однако в конце концов я все-таки получил некоторое представление об этой малышке с собакой – образ, надо сказать, возник вполне аппетитный. Высокая томная брюнетка лет тридцати, с полными губами, в светло-голубом плаще. На пальце руки, державшей пистолет (Дэдэ не смог внятно ответить, правая то была рука или левая), – кольцо с большим синим камнем.
Выяснив эти подробности, я настолько преисполнился уважения к собственным способностям, что попытался вытянуть из Дэдэ хоть что-нибудь о машине, на которой разъезжала красотка. И тут же шлепнулся мордой в грязь. Оказывается, она приехала – ни за что не поверите – на велосипеде!
– В-велосипеде? – заикаясь, переспрашиваю я.
– Синем, – уточняет он.
Похоже, мадам отдает предпочтение этому цвету. Плащ, кольцо, велосипед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36