Договориться о прекращении уголовного дела против нужного человека, вернуть изъятые водительские права, зарегистрировать оружие, организовать разрешение на охоту в заповеднике, — здесь Лавренцов был незаменим. Но чем чаще выполнял он личные просьбы руководства, тем более пренебрегал своими прямыми обязанностями. Но и не только поэтому: банковское дело было новым для каждого из них. И прежде всего требовало обучения. А вот учиться заново старый генерал то ли не захотел, то ли стеснялся. И любое хоть немного непонятное задание ловко перекладывал на плечи исполнителей. И добро бы в мелочах. В последнее время Лавренцов заваливал и всякое серьезное поручение. Но говорить об этом с болезненно обидчивым генералом в присутствии свидетелей…
— Ладно, теперь сам займусь, — Коломнин сдержался. — Сколько им причитается следующим траншем?
— Еще семь миллионов.
— Хрен они что получат, пока полностью не выполнят договорных условий! Когда там кредитный комитет по этому вопросу? — Коломнин схватил ручку и выжидательно навис над календарем. — Помнится, на следующей неделе?
Молчание Лавренцова ему не понравилось:
— Не понял?
— Был уже кредитный. Три дня назад, — пробормотал Лавренцов.
— То есть?!
— Ознобихин вынес досрочно.
— Что?! — Коломнин поперхнулся. — Приняли решение — выдать.
— Как?
— Да так! — в свою очередь вскрикнул Лавренцов, пытаясь тем предупредить вспышку ярости. — А что я мог? На кредитный явился Ознобихин, притащил с собою Четверика. Сослался на поддержку президента банка. Четверик полчаса о глобальных нефтяных проектах витийствовал. В общем заморочили всем головы и — утвердили.
Теперь Коломнин догадался об истинной причине поспешного отъезда Ознобихина: понял тот, что при Коломнине очередной транш ему не пробить. Как он тогда сказал? Банк — это немножко игра? Вот и — переиграл.
— Что значит «утвердили»? А где ты был?!
— Я голосовал против, — гордо объявил Лавренцов.
— Да ты не против голосовать должен, ты других за руки хватать обязан! Вы все обязаны в колокола бить, если угроза банку! Все!
Он требовательно обвел глазами сидящих напротив. Но те заблаговременно отводили глаза — портить отношения с людьми, гораздо более влиятельными, никому не хотелось. Ложиться на амбразуру — это была его, Коломнинская, функция! Добровольно им на себя взваленная.
— Пойми, Сергей, здесь все за тебя, — почувствовал молчаливую поддержку Лавренцов. — Но мы не можем стоять против целого банка. Сколько раз на этом нажигались. В конце концов, если президент поддерживает Ознобихина в его прожектах и выдергивает из баланса за здорово живешь десятки миллионов, так нам-то чего? Это его деньги. Пусть у него голова и болит.
— Удобненько, гляжу, устроились, — Коломнин заметил, с каким вниманием впитывает этот разговор Маковей, и, может, еще и поэтому не хотел, чтоб последнее слово осталось не за ним. — Что значит его деньги? Я должен вам напоминать, сколько в банке привлеченных средств? Сколько на частных вкладах?! Десятки тысяч людей, тысячи предприятий принесли сюда свои средства. Вот что мы охраняем!
Дверь отворилась, и в нее протиснулась крупная, с обвисшими розовыми щеками голова начальника отдела залогов Анатолия Панчеева.
— Едва вышел, и сразу крик на весь коридор? — влажные рыбьи губы несколько раз жадно вдохнули воздух: подъем на третий этаж дался с трудом, — и растеклись в улыбке.
— Заходи, заходи! Мы как раз закончили, — поспешно пригласил Коломнин. Приход Панчеева оказался кстати еще и потому, что горячность последней его фразы была притворной: в словах Лавренцова была хоть и неприятная, но правда.
— Да, кстати, — задержал поднявшихся сотрудников Коломнин. — Примерно два года назад в Москве был убит такой предприниматель — Шараев. Никто случаем не помнит?.. Вот и я что-то не припомню. В общем, Валентин, подними архивы, свяжись с МВД — все, что есть. И сразу мне доложи…
Панчеев пропустил выходящих мимо себя, и только затем протиснулся в кабинет: разминуться с кем-то в дверях он был физически не в состоянии. В последние годы сорокапятилетний Панчеев стремительно разбухал. Многочисленные посредники, с которыми начальнику отдела залогов приходилось иметь дело, узнав о его должности, прятали насмешливые глаза: причина чрезмерной пухлости казалась им очевидной. На самом деле Панчеев, бывший начальник контрольно-ревизионного управления Мосгорторга, человек, безупречно честный, страдал от нарушенного обмена веществ, с которым безуспешно пытался бороться. — Рад видеть. Чай? Кофе? — Коломнин сделал радушный жест: общение с доброжелательным Панчеевым доставляло удовольствие.
Панчеев с привычной осторожностью опустился на стул, поерзал, продолжая отдуваться и отирая обильно выступающий пот огромным в крупную клетку платком.
— Ну, как там мой? — поинтересовался Коломнин, непроизвольно расслабляя лицо в ожидании привычной похвалы в адрес сына.
Но хвалить Панчеев на этот раз почему-то не спешил. А напротив, извлек вновь из кармана влажный платок и заново прикрыл им лицо.
— Что-то стряслось? — догадался Коломнин.
— Да нет в общем-то. С чего взял? — Панчеев притворно пожал плечом. — Нормально работает.
— Да, знаю. Ты ему даже доверил самостоятельно провести аукцион. Не поспешил ли? Все-таки ответственность. — Да он там не один. С ним в паре Рыбченко. Вышибу я этого Рыбченко! — неожиданно в сердцах пообещал Панчеев. И тем прокололся.
— Говори, что случилось, — потребовал Коломнин. Кажется, сегодня был день сюрпризов.
— Да пока ничего, — Панчеев еще раз что-то прикинул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131