— Signore, sentite! — услышал он за своей спиной. Вадим оглянулся. На него смотрела красивая, но очень накрашенная девушка в коротком белом платье с огромным декольте.
— Vuole distrarsi?
— No, — покачал головой Вадим, без слов понявший, что ему предлагается.
— Che peccato, mio bello bambino! — разочарованно протянула итальяночка, и Вадим вдруг подумал, что с удовольствием бы остался здесь, на этой улице, пропахшей резиной и острыми приправами, с этой девочкой, с которой было бы все просто, потому что все ясно.
«А Валерия?» — возникла испуганная мысль. Вадим сделал над собой усилие. О Валерии думать нельзя, завтра соревнования. Можно думать о чем угодно постороннем, об этой девочке, о Риме, о Колизее, но только не о Валерии.
Закончился второй день состязаний, и Вадим успешно продвигался все выше и выше по турнирной таблице. Он вышел в одну восьмую финала. Это само по себе уже было гигантским достижением, но впереди еще встреча с Лефевром, и тогда… Лучше не думать о том, что будет тогда.
О нем уже заговорили. Vadim Voronov, Russia. Это имя теперь произносили на все лады со всеми возможными выговорами и акцентами.
Вызывало некоторое беспокойство плечо. К концу изматывающей партии с Петерсом, длившейся больше трех часов, оно снова дало о себе знать. Сразу же после победы Вадим сообщил об этом тренеру.
— Ничего, Ворон, держись. Пусть Павел сделает тебе новокаин. Анальгетики не стоит принимать, черт их знает, вдруг придерутся. Сейчас же все с ума сошли с этим допинговым контролем. А теперь — расслабиться и отдыхать.
Вечером, посетив массажный кабинет и сауну, наплававшись в бассейне, Вадим чувствовал себя полностью в форме. Он казался себе сильным и непобедимым, и в том, что он непременно должен выйти в четверть финала, у него не было теперь никаких сомнении. Он мог все. Это состояние победителя продолжалось с той самой секунды, когда он только вышел на корт. Протянуть бы его, и Vadim Voronov, Russia, встанет в ряд с Чангом, Агасси, Иванишевичем, Кафельниковым.
Если не подведет плечо…
И Вадим решительно направился к номеру Адрианыча.
На следующий день погода была по-прежнему итальянской: светило щедрое солнце, улыбались люди. И сам Вадим чувствовал себя приподнято. Тело казалось легким и гуттаперчивым, ракетка легкой как пушинка, а предстоящий поединок — сложной, но увлекательной игрой, в которой ему, Воронову, была обеспечена победа.
Упругой походкой он вышел на травяное покрытие, и для него все перестало существовать, кроме прямоугольника 20х40.
— Ну, Ворон, поздравляю! Ну молодчина!
Счастливое лицо Ник-Саныча улыбалось где-то рядом, прямо перед ним, но голос слышался глухо, как будто тренер разговаривал с ним через подушку. И вообще все вокруг казалось расплывчатым, как будто он смотрел На окружающий мир через бинокль, в котором сбили резкость.
Вадимом начало овладевать оцепенение, слабость, которая неизбежно накатывает, когда дело сделано, причем ценой неимоверных усилий. Но сквозь все это прорывался триумф. Вадиму казалось, что еще никогда в жизни он не был так счастлив. Он крепко обнял тренера и был готов обнять весь мир.
И мир рукоплескал ему.
— Синьор Воронов? Еще формальность. Проверка на допинг.
— Да уж, конечно, наглотался анаболиков, — пошутил Вадим и пошел за пригласившей его приятной девушкой в зал диагностики.
Вадим помнил обо всем, что произошло в следующие полчаса, как в тумане. Тест показал высокое содержание в крови снибрилона. Это был сильнейший допинг, причем из таких, которые были запрещены первыми. К тому же снибрилон плохо выводится из организма, и воспользоваться им, зная об обязательном тестировании, мог только сумасшедший.
В первый момент Вадим не поверил своим глазам.
— Это какая-то ошибка, — пробормотал он.
Тест действительно повторили, но результат оказался тот же.
— Но этого не может быть… Я… — начал были Вадим, но его мозг Пронзила ужасная догадка: Адрианыч. Он буквально видел руку спортивного врача, когда тот делал вчера инъекцию. Это был не новокаин.
Сволочь! Мразь!
Но факт употребления допинга был налицо, оспаривать его было бы бессмысленно, тем более ссылаться на злой умысел своего же врача.
И вот по всем радио- и телеканалам, многие из которых транслировали теннисные соревнования в прямом эфире, понеслось сообщение: результаты партии Воронов — Лефевр аннулируются, поскольку тестирование показало содержание допинга в крови Воронова. Российский теннисист снимается с соревнований.
Прошло несколько минут, и весь мир узнал, что Вадим Воронов — мошенник и обманщик.
Трудно представить себе, что пришлось пережить Вадиму. Пока он шел к ожидавшей его машине, ему казалось, что он идет сквозь палочный строй, где вместо ударов служили взгляды. Они не приносили физической боли, но оттого мука была еще ужаснее.
До самого часа отъезда из Рима Вадим больше не покидал своего номера. Он не представлял себе, как сможет встретиться не только с Агасси или Навратиловой, но и с последним посыльным из отеля.
И хотя сам он знал, что невиновен, от этого было лишь немногим легче. Не повесишь же на шею табличку: «Я не виноват. Это дело рук врача».
Позже в тот же день, когда произошла трагедия, к Вадиму пришел тренер. Ник-Саныч осунулся, как-то посерел и стал даже меньше ростом. Позор его спортсмена был в полной мере и его позором.
— Вадим. Что случилось? — с порога спросил он.
— Вы же слышали,
— Но я не могу поверите. Это правда?
— Правда… Наверно…
— Что значит «наверно»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151