Хотели его из петли вынуть, а он не дается.
– Шутник ты, – усмехнулся охранник и велел второму:
– Погоди, не открывай, я ребят позову. Мало ли чего у них там.
«Дает им время, чтобы все привели в надлежащий вид», – понял Савва.
Охранники явно не торопились. Прошло минут десять, прежде чем появился отряд из четырех человек, который возглавляла докторша с саквояжем в руках.
– Открываем, – предупредил обитателей камеры охранник.
Дверь лязгнула и распахнулась.
В камере царил редкий кавардак. Все, что могло быть перевернуто или сброшено вниз, валялось на полу: одежда, раздавленные пачки сигарет, рассыпанные спички, какой-то немыслимый хлам.
Зэки представляли из себя зрелище даже живописное: все в разорванной одежде, окровавленные, перепачканные в чем-то. Но был явный перебор: они больше походили на героев немой кинокомедии. Знающему человеку сразу становилось ясно, что это всего лишь инсценировка.
– Ну? – обратился главный охранник к Ржавому. – Говори, что произошло?
– Так вот, гражданин начальник, – картинно развел руками вор. – Какой-то ненормальный попался, с головой у него, видать, неладно. Еще с вечера хныкать начал, мать родную все поминал, томил нас всех, мол, стыдно ему воровать. Всю ночь проплакал, утром сидел смурной, а тут я смотрю: петлю вьет. Ну мы навалились на него, стали отымать. Да куда там! Откуда только сила взялась!
– Во! – крикнул один из зэков. – Меня укусил, собака!
– Всех пораскидал! А смотреть не на что! Соплей перешибешь! А молодой-то! – хором заговорили сокамерники.
– Молодые-то, они в петлю и лезут, жизни цены не знают! – резюмировал Ржавый.
– Так где он? – нетерпеливо спросила врачиха, протискиваясь вперед вместе со своим саквояжем.
– Вот он.
Зэки расступились, и Савва вздрогнул всем телом: перед ним на нижних нарах, уткнувшись лицом в доски, лежал Петр.
– Недавно поступивший Певцов, – вполголоса объяснил начальнику охраны дежурный по этажу. – Наркота. Ломки начались, вот и не выдержал. Я насчет него еще вчера начальство предупреждал.
– Все ясно, – спокойно сказал начальник охраны.
Савва, рискуя быть замеченным, медленно двинулся вперед. Он отчетливо узнавал ту самую рубашку, которую действительно много раз видел на Петруше. Но только рубашку. Нет, тут что-то не то! Не мог Петр сам затянуть на себе петлю, и зачем бы ему это делать! И вообще, что-то странное было в повороте спины, так люди не лежат, если только… если только им не свернули шею.
Савва подошел еще ближе и посмотрел внимательно. Дай вообще…
В этот миг тело перевернули, и дежурный по этажу разразился заковыристой матерной тирадой.
На нарах был не Петр Певцов.
Более того, Петр в чужой грязной рубахе стоял у дальней стены, зажав в зубах «беломорину», и выглядел как молодой, но хорошо начавший зэк.
Когда тело унесли и охрана вместе с не понадобившейся врачихой удалилась, Савва расслабился, и Ржавый сразу сказал:
– Теперь я тебя, Савва, вижу. А так все думал, вроде бы ты вошел, а вдруг – нет.
– Долго я воздействовать не могу, да теперь и не нужно, раз все свои.
– Ага, теперь только свои остались, – подтвердил Ржавый.
– Савва Тимофеевич! Господи, откуда? – изумленно воскликнул Петр, и все остальные зэки тоже уставились на Савву с удивлением. Такое, чтобы человек пришел добровольно с воли да в тюремную камеру, а охрана при этом на него смотрела как на стенку, увидишь не часто.
– Ишь ты! – усмехаясь, сказал Ржавый. – Смотри, какой важный стал, Савва Тимофеевич! Век воли не видать!
– Да разве ж я изменился? – улыбнулся Савва. – Только до-честному?
– Если по-честному, то не очень, – ответил Ржавый. – Ну сказывай, чего пожаловал? Из-за этого, что ли, деятеля? – Он кивнул в сторону Петра.
– Ради него.
– Я так и думал. Ты присядь, времени у нас с тобой много – до самого ужина, давай потолкуем. Сколько уж с тобой не виделись! А ты, парень, – обратился Ржавый к Петру, – пока в сторонке посиди.
Петр послушно отошел и сел в самый угол.
– Ну как дела твои, Саввушка? Своих-то нашел?
– Нет, – покачал головой тот. – Нет, не нашел.
– И так ничего и не вспомнил?
– Да вспоминаю иногда, как вспышка, в мозгу возникает вдруг мимолетная картина. Особенно если случайно набреду на то место, где уже бывал. Так ведь его ж еще найти надо. Но одно, кажется, я точно установил: я питерский. Я ведь, Василь Палыч, много где побывал, до Владивостока доехал, а уж европейскую часть исколесил вдоль и поперек. Сначала в Москве мне стали попадаться такие места, где вдруг что-то вспоминалось. Мавзолей увидел и вспомнил, как летом с матерью и отцом стояли туда в очереди и я… лужу напустил. Отец и мать словно в тумане, а про лужу – все в подробности.
– Пацанятами-то мы все себя помним, – отозвался Ржавый.
– А уж когда попал в Питер – здесь все знакомое. Я даже нашел дом и, кажется, квартиру, где жил когда-то, но уже взрослым. Но ни разу мне не попалось ничего, что я помнил бы ребенком.
– Значит, ты приехал в Питер учиться, все понятно, – заметил Ржавый.
– Да, я тоже об этом думал, – кивнул Савва. – Надо бы действительно обойти институты, техникумы.
– Какие там техникумы? Ты сразу в университет иди, – присоветовал вор в законе. – У тебя же не голова, а Дом Советов. Тебя про что ни спросишь, все ты знаешь, а не знаешь, так сообразишь. Какие там техникумы, это ж курам на смех!
– Ну, может быть, вы и правы, Василь Палыч. Пойду в университет, вот только выясню, что тут с Петром.
– А чего выяснять? – пожал плечами Ржавый. – Тут все ясно как Божий день.
Он вынул из кармана пачку «Примы» и закурил.
– Тебе не предлагаю, знаю, что не куришь. Так вот, перебежал кому-то дорожку твой Певец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117