Короче, увидишь, поговоришь сам. Одно гарантирую - прежнюю Вику ты не узнаешь.
Слова Вербицкого заинтересовали Глеба.
Вика... Виктория... Они учились в одной школе, только Глеб - двумя классами старше. Была худая, угловатая, с прямыми черными волосами. За ее большой рот кто-то назвал девочку Щелкунчиком. Прозвище пристало надолго.
Это теперь Глеб понимал, сколько слез, вероятно, было пролито из-за насмешек сверстников. Но тогда...
Дети жестоки. Не сознавая того, они могут причинять нестерпимую боль и обиду друг другу, которая иной раз не выветривается из души и памяти всю жизнь.
Вику даже не защищало то, что она прекрасно рисовала. Старшеклассники, и те восхищались красочно оформленными стенгазетами, к которым приложила свою руку Вербицкая.
У Глеба с Викой была своя тайна. Когда он учился в десятом классе (она соответственно в восьмом), то получил от дочери предисполкома записку. Невинную по форме, но значительную по смыслу (о, Глеб уже был избалован обожанием девчонок и умел расшифровывать недомолвки!): "Не взялись бы Вы достать пригласительные билеты на концерт учащихся музыкальной школы для меня и моей подруги?"
Во-первых, Вика могла бы обратиться к нему с такой просьбой устно. Во-вторых, билеты не были проблемой. Но главное заключалось в другом. Это была записка к мальчику...
Глеб был избалован, но циником не был. Он передал в запечатанном конверте просимые билеты через посредника, но во время концерта к двум восьмиклассницам не подошел. А сколько было благодарности, призыва и в то же время смущения во взглядах Вербицкой, которые она бросала на него!
К своей чести (а Ярцев ставил себе это в заслугу), он никому никогда не говорил об этом случае. Даже отцу, который более чем прозрачно намекал сыну, что весьма желал бы дружбы между Глебом и дочерью председателя облисполкома. Сиречь, хотел бы видеть ее в своих снохах.
- Папа, - отмахивался Ярцев-младший, - да ты посмотри на нее!
- Что ты понимаешь! У Вики красивые глаза, рот...
- Рот?! - смеялся Глеб. - Ой, умру, ой, держите меня!
Летом, после того концерта, Вербицкие уехали в Москву. С тех пор Глеб не видел Вику. А прошло уже семь лет!
Единственное, что о ней знал Глеб (из разговора отца с Николаем Николаевичем), - Вика училась в художественном институте имени Сурикова в Москве.
- И все-таки в такой праздник уезжать сюда... - Глеб с сомнением покачал головой. - Провинция, она и есть провинция. Тут даже апельсинов или мандаринов не достанешь.
- По мне хоть бы их и век не было, - махнул рукой Николай Николаевич. - Не понимаю, что на них так бросаются? Ну что может быть лучше хорошей антоновки или семиренки! Я всегда говорю: везем за тридевять земель, с другой, можно сказать, стороны земного шара всякие там бананы, манго, папайю! А свое добро - душистое, ароматное и полезное, да-да, в тыщу раз полезнее! - яблоки, груши и другую прелесть собрать и сохранить не можем! Частник предлагает заготовителям почти бесплатно: берите, пользуйтесь! ан нет! Для своего не хватает транспорта, тары и еще черт знает чего! Вот, ей-богу, дай мне ананас, так я откажусь от него в пользу крыжовника! Видя, что Глеб улыбается, Вербицкий прервал свою филиппику. - Ты не согласен?
- Да нет, просто вспомнил... - сказал Ярцев. - Был когда-то такой граф Завадовский, по-моему, в начале прошлого века... Так его сын прямо-таки помешался на ананасах. Потреблял их в несметном количестве. Сырыми, вареными...
- Как вареными? - удивился Вербицкий.
- Более того, их для него даже квасили. В бочках, как капусту... А потом варили из них щи или борщ.
- Нет, ты серьезно? - все еще не верил Николай Николаевич.
- Исторический факт!
- Это же... Это же стоило, наверное, кучу денег!
- Совершенно верно. Сын Завадовского умер чуть ли не в нищете!
- Да, - вздохнул Вербицкий. - Русская натура. - Не остановишь. - Он усмехнулся. - Вот что, Глеб, квашеными ананасами я тебя угостить не могу. А вот ужином...
- Нет-нет, - запротестовал Ярцев. - Спасибо. Я дома...
- Ох уж эта провинциальная скромность, - недовольно заметил Николай Николаевич. - Возьмем что-нибудь легкое, перекусим. От этого не растолстеешь. Понимаешь, не люблю я есть в одиночестве. Ну как?
- Уговорили! - засмеялся Глеб.
- Вот и ладненько, - потирая руки, произнес Вербицкий. Он снял трубку, позвонил в ресторан и заказал ужин в номер. А Глеб, пока Николай Николаевич перечислял блюда, гадал, чем все-таки вызвана такая милость? Почему Вербицкий столь любезен с ним?
Вербицкий, положив трубку, продолжил разговор о дочери:
- Открою еще один секрет. Вика едет поработать на пленэре. Ну, рисовать с натуры, на воздухе. Так это у них называется.
- Знаю, - кивнул Ярцев.
- У нее талант. Не как отец говорю... Послушай, как у тебя завтра день? - неожиданно перескочил он.
- Располагайте мною сколько вам надо, - с готовностью откликнулся Ярцев.
- Ну как же... Перед Новым годом... У тебя жена, - все еще сомневался Вербицкий.
- Николай Николаевич, - обиделся Глеб. - Если я говорю...
- Хорошо, хорошо, - поднял вверх руки Вербицкий. - Сможешь подбросить нас с Викой в Ольховку?
- Запросто! Я бы рекомендовал прямо к отцу.
- Я так и хотел, - улыбнулся Николай Николаевич. - Примет?
- Господи! Доставьте ему такую радость! - воскликнул Ярцев, размышляя, кокетничанье это или просто элементарная вежливость? Уж кто-кто, а Вербицкий отлично должен знать, как к нему относится Ярцев-старший, испытанный приятель и бывший подчиненный.
За ужином договорились, что Глеб заедет за Николаем Николаевичем завтра к одиннадцати часам утра. Потом они встретят Вику и сразу отправятся в Ольховку.
- Стряхну с себя московские заботы, поброжу с ружьишком по лесу, мечтательно произнес Вербицкий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34