— Сергей Владимирович, поторопитесь расставить оставшуюся прислугу к орудиям. Думаю, что адмирал Уриу не станет тревожить нас раньше четырёх часов, но кто знает? Кстати, какие потери среди прислуги?
Зарубаев, только что вернувшийся с верхней палубы, покачал головой:
— Почти половина выбита, и многие, кто остался в строю, раненые. Впрочем, оставшихся нетрудно будет расставить к орудиям. Людей с избытком.
Руднев удивлённо посмотрел на лейтенанта:
— Как это понять?
— Я только что обошёл все батареи. Из двенадцати шестидюймовых орудий исправны только два, из двенадцати семидесятипятимиллиметровых — пять. Все сорокасемимиллиметровые орудия непригодны к стрельбе.
— Вы… не ошибаетесь? Часть орудий можно исправить?
— Минут через десять смогу доложить определённо. Но, откровенно говоря, на многое рассчитывать не приходится. Полетели накатники и компрессоры.
Руднев пошатнулся. Слабость подкралась неожиданно, мягко заволакивая сознание. Пришлось до боли стиснуть зубы, справляясь с проклятым бессилием, сдерживая дыхание.
— Ну что ж, будем сражаться с чем есть… Идите, лейтенант, и сделайте всё, что можно…
Но сражаться так и не пришлось. Пришёл Степанов с потухшими глазами:
— Ещё несколько пробоин ниже ватерлинии обнаружили, Всеволод Фёдорович. В горячке не заметили. Помпы на полной мощности, но вода прибывает.
Вот в этих простых, сказанных бесцветным голосом словах старшего офицера и был смертельный приговор «Варягу». И Степанов, выговаривая их, и Руднев, слушая, ясно понимали, что это так: крейсер, заполняясь водой, проседал, исчерпывая с каждой минутой то, что в корабельной науке называлось запасом плавучести. Остановить этот поток воды мог серьёзный ремонт, на который не оставалось времени. В четыре часа — как грозил в ультиматуме Уриу — в порт должна была войти вся японская эскадра, чтобы захватить «Варяг». Стационеры её уже ждали и разводили пары, чтобы вовремя убраться из Чемульпо.
— Будем взрываться! — решил Руднев. — Надо перевести команду и раненых на соседние корабли. Да, придётся договариваться с коммодором. Велите спустить катер.
— Откуда?! У нас не осталось даже целой шлюпки. Все в решето.
— Есть катер! — неожиданно объявил Беренс. — Капитан Сэнес на подходе.
Катер французского командира левым бортом принять не смогли: все стрелы были изогнуты, и трап не удалось спустить. Пришлось катеру обойти крейсер, приткнуться к правому трапу. Сэнес проводил почтительным взглядом тяжёлое прорезиненное полотно пластыря, которое было впрессовано напором воды в пробоину. Даже поперечные реи, прикреплённые для прочности к внешней стороне пластыря, прогибались.
На катере Сэнеса Руднев отправился на «Тэлбот», чтобы уведомить коммодора Бейли о намерении взорвать крейсер.
— Очень печально видеть гибель такого крейсера, как «Варяг», — пряча глаза, сказал англичанин. — Впрочем, мы готовы принять на борт команду и раненых. Без оружия, разумеется.
Руднев сухо поблагодарил коммодора и откланялся. На «Варяге» в кают-компании его уже ждали офицеры. Последним пришёл Банщиков, вытащил из портсигара папироску, попытался зажечь спичку — не получилось:
— Простите, Евгений Андреевич, не могли бы вы чиркнуть спичку? Пальцы дрожат. — Банщиков улыбнулся Беренсу: улыбка получилась кислой, совсем непохожей на прежнюю, бравую, к которой привыкли в кают-компании. Даже усы, лихо торчавшие стрелами, сейчас вяло свисали.
— Досталось? — сочувственно спросил Беренс.
— Четверо прямо на столе умерли. Да, такое никогда не забудешь… Что-то я Графинюшку нашего не вижу?
— Как, вы разве не знаете? Мичмана… прямым попаданием…
— Вот как… — Банщиков втянул щеки, раскуривая папироску. — Мир праху его… Что, скоро пойдём на прорыв?
— Не терпится?
— Успеть хочу переодеться. Весь мундир в крови. Верите ли, через хирургический фартук пропиталась.
Беренс пожал плечами:
— Никак не удастся. В офицерских каютах пожар был — всё сгорело. Вон машинный бог, — Беренс кивнул на трюмного механика Солдатова, — на что уж чистюля, а весь в масле ходит — подойти страшно. Не во что переодеться.
Вошёл Руднев, кивком приглашая всех сесть.
— Господа, не стоит говорить об уроне, нам нанесённом. Вы его знаете. Продолжать бой нет никакой возможности. Правом, мне данным, я решил «Варяг» взорвать, чтобы он не достался врагу. Но прежде чем сделать это, я хотел бы выслушать ваше мнение.
Минута была такая, что не каждый имел силы вымолвить «да»; иные просто опускали голову в знак согласия, иные лишь шевелили губами. Последним «да» сказал Беляев — за «Кореец». Ему было труднее всех: взрывать приходилось корабль, не получивший серьёзных повреждений, с исправной артиллерией.
— Господа офицеры, нам не придётся краснеть перед своими соотечественниками. Мы честно выполнили свой долг. Война же только начинается, и, думаю, у нас ещё будет возможность расплатиться с неприятелем за ваш «Варяг». — Руднев помедлил, давая возможность офицерам окончательно стряхнуть с себя оцепенение. — Прошу проследить за тем, чтобы на иностранные суда в первую очередь перевезли раненых, Григорий Павлович, вам придётся начать первым: надо подготовить «Кореец» к взрыву к трём часам,
Беляев тяжело поднялся:
— Будет исполнено.
Беренс нашёл Руднева на мостике.
— Всеволод Фёдорович, беда с матросами. Отказываются покидать крейсер без оружия.
Руднев не сразу вышел из глубокой задумчивости:
— Что вы сказали? Отказываются? А вы не находите, Евгений Андреевич, что это очень характерно? После такого боя люди прониклись уважением к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17