Я никому не говорил обо всем этом, кроме нее. Неужели наши свидания… Ее невинный вид маленькой феи… Я так ей доверял! Предательство имя твое, любовь!.. Я смотрел на нее как завороженный и думал: что же она изобретет, чтобы оправдаться?
Президент спокойно изложил ей суть сообщения Дэнни Каванога. Глаза Джилл расширились.
— Мне кажется, это нечестно, господин президент, — сказала она. — Если мы не хотим, чтобы люди Уолкотта шпионили за нами, мы не должны шпионить за ними.
Я был ошеломлен. Ее обвиняли в измене, но она считала себя морально выше своего обвинителя. Либо она была изумительной актрисой, либо ее наивность не имела границ. Президент тоже был поражен.
— Мы говорим сейчас не об этической стороне предвыборной кампании, мисс Николс, — наконец сказал он, — речь идет о лояльности двух моих сотрудников.
Он напомнил ей о первой речи Калпа месяц назад и указал на подробности, о которых уже говорил мне. Утечка информации, настаивал он, могла произойти по вине только двух людей, Юджина Каллигана или Джилл Николс.
— Джин сказал, что не говорил об этих делах ни с кем, кроме вас.
Джилл метнула в меня змеиный взгляд.
— Я не разглашаю секретных сведений, господин президент, — ответила она негромко, но с удивительной твердостью. — Я слышу здесь много всяких тайн: о подводных лодках с атомными ракетами, о радарной сети и тому подобное, — но я храню их про себя. Конечно, история с мистером Гриром это другое дело, но и о ней я не рассказывала никому, даже то немногое, что сама знала.
— Вы ни с кем не говорили о мистере Грире и связанных с его исчезновением подробностях? — настаивал президент.
— Нет, сэр, — она спокойно смотрела ему в глаза.
— Один из вас мне солгал, — сказал Роудбуш. — Вы уверены, что это не вы, мисс Николс?
Она покачала головой.
— Я не говорила о мистере Грире ни с кем, — сказала она и тут же добавила: — Разумеется, если не считать Баттер. Я с ней о многом говорю, даже о Джине.
Едва Джилл назвала имя Баттер, ее широко открытые глаза начали медленно темнеть. А в моей памяти сразу возникла та ночная сцена… Телефонный звонок. Мужской голос. Джилл в ванной. Ее уверения, которым я так до конца и не поверил, будто какой-то «Ник» иногда звонит Баттер Найгаард.
— А кто такая, скажите на милость, эта Баттер?
Президент был явно сбит с толку.
— Баттер Найгаард, — быстро ответила Джилл, словно одного этого имени было достаточно. Но, уловив непонимающий взгляд президента, добавила: — Мы живем с нею вместе.
— Понятно, — сказал Роудбуш. — И вы обсуждаете с мисс Найгаард все секреты Белого дома?
— О нет, сэр. Я никогда не говорю о государственных секретах: о бомбах, самолетах и прочем. Но Стивен Грир — это другое. С ним все было так непонятно. Вся страна говорила о мистере Грире… Я и не думала, что мы не должны даже упоминать его имя.
— Ну и ну! — сказал Роудбуш.
Он чувствовал себя одураченным, как человек, который замахивался на врага и вдруг увидел, что колошматит подушку.
— Но, если бы мне сказали, что Баттер что-то передает кому-то из людей губернатора Уолкотта, — заторопилась Джилл, — я бы не поверила. Баттер совершенно не интересуется государственными делами, а от политики ее тошнит. Она страшно аполитична, господин президент.
— Или хорошо скрывает свои политические взгляды, — проговорил Роудбуш.
— Нет, честное слово, сэр. Единственное, что ее по-настоящему интересует, это искусство, музыка и экзистенциализм. Подумайте сами: Баттер делает из железа скульптурные композиции! И вообще она не от мира сего… Иногда она курит зелье.
— Курильщица зелья? — на лице Роудбуша впервые за все время появилась слабая улыбка.
— Да, сэр. Это марихуана, вы знаете?
Он усмехнулся.
— Не беспокойтесь, Джилл, я не такой уж отсталый человек. Я знаю, что такое зелье.
— Баттер называет его «травкой», — добавила Джилл.
— В дни моей юности это называлось «чаек», — президент немного оттаял.
Он смотрел на Джилл, то хмурясь, то улыбаясь, и наконец расхохотался. Напряжение сразу разрядилось. Мы с Джилл присоединились к президенту, правда, не совсем уверенно. Как бы там ни было, мы хохотали все трое.
— Подумать только — сесть в лужу из-за курильщицы марихуаны! — сказал Роудбуш с грустной усмешкой и вытер глаза. — Что за мир! Я всегда не любил это зелье. Надо приказать Бюро по борьбе с наркотиками, чтобы они там построже…
Он умолк, глядя на Джилл с недоумением и симпатией. Этим человеком нельзя было не восхищаться. Даже в минуту грозной политической опасности он мог смеяться над самим собой. Любой другой президент, наверное, тут же уволил бы Джилл.
Однако, когда Роудбуш заговорил, он был снова серьезен.
— Отныне, юная леди, — сказал он, — вы не будете обсуждать дела Белого дома ни с кем, кроме работников нашего аппарата. Абсолютно ни с кем!
— Да, господин президент. — Она снова приуныла.
— Джилл, вы говорили мисс Найгаард о нашем недавнем стратегическом совещании? — спросил он.
— Да, сэр. — Она вспыхнула. — Понимаете, заговорили о Грире, и я сказала, что в Белом доме относятся к этому очень серьезно, и как-то обмолвилась про совещание и про ваш разговор с Джином…
— Это было с вашей стороны крайне неосторожно, — сурово укорил он ее. — Если бы вы только высказывали свои предположения о Грире, это еще можно понять, но сообщать постороннему человеку о секретном совещании в Белом доме… На мой взгляд, это непростительно, говорю вам честно.
— Теперь я это вижу, сэр, — сказала она. — Это все потому, что я думала, Баттер ничего не смыслит в политике и ничего не станет никому пересказывать. И еще мне казалось, что она понимает:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140