— Выдумываешь, Евдокия, — сказал он, — такая же ты, как всегда.— Не выдумываю вовсе, просто ты в глаза мне не посмотрел, ну и слава богу. Ты когда вернулся?— В воскресенье. А что у тебя с глазами?— Все-таки ты монстр, один настоящий монстр, приехал в воскресенье и до сих пор таился! А с глазами ничего, просто у меня настроение скверное, и я не хочу, чтобы ты видел.— Что-нибудь случилось?— Да нет, так просто…— Я в воскресенье тебе звонил, несколько раз.— Правда? А я в Оливос ездила, к Тамарцевым. У них такое делается! Получили аффидэйвит Affidavit — поручительство, дающее право на въезд в страну (англ.).

из Штатов и теперь не знают, как быть. Серж говорит — из Аргентины надо уезжать, скоро здесь будет революция, а Мари не хочет. Здесь, говорит, я хоть за детей спокойна, а там из них сделают гангстеров. Показывала «Новое русское слово» — действительно, один страх! Убивают «прямо среди бела дня. В общем, расстроилась я ужасно. И вообще все как-то плохо. Осень вот, видишь…— Ну и что? Отличный день, можно куда-нибудь поехать.— Да, но в Париже сейчас весна, — сказала она с упреком, словно он нес за это личную ответственность. — Я осень люблю, но мне от нее грустно. И потом я имею два неосуществимых желания.— Каких?— Во-первых, плюнуть на голову мадам Глокнэр…— За что? — спросил он озадаченно.— Просто так. Уверена, она там у себя в Германии была содержательницей борделя. Ненавижу!— Но что она тебе сделала?— Что сделала, что сделала! — Дуняша пожала плечиками. — Как будто обязательно нужно, чтобы тебе что-то сделали. Она смотрит на меня такими глазами… словно подозревает в семи смертных грехах.— На меня она посмотрела так же, — успокоил Полунин.— Вот видишь! И ты не плюнул ей на голову? Ну конечно, где тебе, ты слишком рациональный!— Вероятно. А второе желание?— Второе… да нет, ты будешь смеяться. Ты ведь просто не поймешь, я знаю! Ты хоть когда-нибудь меня понимал?— Нет, но все-таки?— Ну, хорошо, пожалуйста, могу сказать. Я бы хотела сделаться обезьяной, voila.Полунин немного помолчал, — Дуняшины желания иной раз и в самом деле было трудно предвидеть, и на человека неподготовленного они действовали сильно.— Но почему именно обезьяной? — спросил он наконец.— Понимаешь, собакой — это не очень-то эстетично, а обезьяны, они живут на деревьях, и вообще…— Думаешь, они очень эстетичны?— Ну, я не говорю про тех, у кого фиолетовые попки. Есть же приличные меховые обезьяны, у которых все прикрыто? Просто, понимаешь, животные гораздо лучше людей. Я в то воскресенье с батюшкой ужасно поругалась — специально после обедни к нему подошла, чтобы поговорить насчет бессмертной души у животных. Он мне потом говорит: «Недаром вас в алтарь не пускают». Тоже логика, правда? Все-таки попы ужасными бывают обскурантами, Вольтер был прав.— А что, у животных есть бессмертная душа?— Именно это я и хотела выяснить! Сент-Огюстен считал, что есть — коллективная. Не представляю, как они устраиваются на том свете. Что-нибудь вроде колхоза? А может; это и не Огюстен говорил, а Тертюллиан или Орижен, их было столько, этих отцов церкви, разве упомнишь. В коллеже для меня уроки религии были не обязательны, я числилась как схизматичка…— Схизматичка?— Ну да, православные для них все схизматики. Очень было удобно. Dis-donc Скажи-ка (фр.).

, а что ты там делаешь, в этом Уругвае?— А я, видишь ли, поступил работать в одну экспедицию. Сейчас она перебазируется в Парагвай, а я вот сюда вырвался… купить кое-какое оборудование.— Они ищут каучук?— Да нет, это этнографы, изучают жизнь индейских племен.Дуняша изумленно выгнула брови.— Но при чем тут ты?— У них много звукозаписывающей аппаратуры, довольно сложной.— А-а. Кстати, ты и меня мог бы когда-нибудь записать, все-таки интересно. Ты уже позавтракал?— Да, мне нужно было встретиться с одним типом. Между прочим, Дуня…— Да?Полунин подумал.— Слушай, тут одно довольно деликатное дело. Среди твоих знакомых в колонии есть сплетницы?— Ба! Все решительно. Особенно княгиня. А что?— Ты знаешь Кривенко, адъютанта Хольмстона?— Еще бы! — Дуняша сделала гримаску. — Абсолютно отвратный тип. По-русски так говорится?— Как?— Отвратный!— Лучше сказать — отвратительный. Так вот, понимаешь, этот Кривенко связан с аргентинской политической полицией…— О! В каком смысле — связан? Он что, мушар?— Он просто доносчик и шпион.— Ну да, я ж и говорю. Но какая сволочь, а? И что ты хочешь, чтобы я сделала?— Об этом надо намекнуть двум-трем сплетницам, и люди начнут его сторониться.— Его и так сторонятся, — пренебрежительно сказала Дуняша. — Но я могу намекнуть, мне-то что.— Только учти — это не должно исходить от меня.— Почему?— А иначе Кривенко перестанет мне доверять. Сейчас-то он не догадывается, что я знаю о его работе в полиции.— Тебе так нужно доверие этого salaud Подонка (фр.).

?— Конечно, — сказал Полунин. — Неужели не понимаешь? Он думает, что за всеми следит, а на самом деле я буду следить за ним, — ловко? Ты бы хоть причесалась, Евдокия.— Тебе не нравится? — Она откинулась назад вместе со стулом, балансируя на задних ножках, и, повернув голову, посмотрелась в туалетное зеркало. — Да, верно, я совсем ведьма, ужасно хлопотно с этими волосами. Хорошо бы остричься, сейчас некоторые начинают носить совсем коротко — прямо одна зависть…Дуняша вздохнула, поднялась из-за стола и направилась к зеркалу. Полунин взял ее за плечи, повернул к себе.— Скучала?— Немножко. Глупый, как ты можешь спрашивать такие вещи? Обними меня по-настоящему…Полунин так и сделал. Волною жара окатило его, когда он ощутил в ладонях ее гибкое литое тело, когда почувствовал, как под пальцами скользнула по коже тонкая ткань халатика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22