Кучер пожал плечами и выехал на Банко-Эллей, восточную часть Гранд-Авеню.
Любой город – будь он большим или малым – имеет свой «Адский уголок». Не был исключением и Оклахома-Сити. Конкэннон откинулся на спинку сиденья и стал равнодушно разглядывать взлохмаченных проституток, пьяниц, сутенеров, ковбоев и прожигателей жизни. Профессиональные убийцы в куртках, оттопыренных револьвером 38-го калибра; покрытые шрамами мастера поножовщины; ничего не замечающие полицейские; молчаливые, свирепые, как тигры, дворняги… Все это и составляло образ «Адского уголка».
Они проехали Бэттл-роуд, где среди множества баров затерялась мэрия, потом Хоп-бульвар и Мэйден-Лэйн.
Развалившись на черном кожаном сиденье, Конкэннон холодным взглядом смотрел вокруг, слушал звуки, вдыхал запахи. У него было такое чувство, словно он вернулся домой. Когда работаешь в полиции, то большую часть жизни проводишь в таких вот «уголках».
Кучер свернул на Вест-Мэйн, и атмосфера сразу сделалась более респектабельной. Недавно отремонтированная проезжая часть была почти гладкой; для удобства благонравных состоятельных пешеходов были предусмотрены дощатые тротуары и деревянные навесы. Здесь располагались лавки с одеждой и украшениями, чайные салуны и даже театр. Здесь протекала спокойная, размеренная жизнь.
Когда экипаж повернул на Робинсон-стрит, Конкэннон резко выпрямился.
– Остановите вот здесь, – сказал он после секундного колебания. – И отнесите мой саквояж в отель.
Расплатившись с кучером, он шагнул на деревянный тротуар напротив того места, где на ветру печально колыхалась фанерная вывеска. Кафе «Файн и Денди». Сквозь стекло он увидел, как лысый потный толстяк, опершись на стойку, что-то говорил молодой женщине. Судя по всему, это были повар и официантка. Стойка была во всю длину зала; Конкэннон прикинул, что одновременно здесь могло обслуживаться человек пятнадцать. У окна стояли три столика, накрытые клеенкой. Странно, но в конце дня в «Файн и Денди» не было ни одного клиента. Конкэннон открыл дверь и вошел.
Его приход, казалось, почти возмутил повара, но тот все же заставил себя вежливо улыбнуться:
– Обедать уже поздно, а ужинать рановато. Но если вы хотите есть, могу предложить яичницу…
Конкэннон взглянул на витрину со сладостями:
– Нет, мне бы кусок пирога и чашку кофе.
– Вам пирог с яблоками или с вишнями? Яблоки только что привезли прямо из Арканзаса.
– Хорошо, с яблоками.
Конкэннон сел за ближайший стол. Теперь, попав сюда, он тщетно пытался решить, что же делать дальше. Что сказать вдове человека, который был его другом и однажды спас ему жизнь? «Извините, миссис, но мой начальник считает, что ваш муж был грабителем, да и за вас он не может поручиться»?
Пока повар резал пирог, Конкэннон смотрел на официантку. Теперь он понимал, почему Атена Аллард произвела впечатление на Джона Эверса. В ней было что-то такое, что можно скорее угадать, чем увидеть. Какое-то напряжение, сила сжатой пружины. Она была не слишком маленького роста, но худенькая фигурка придавала ей хрупкий вид. У нее были красивые черные волосы и детское лицо.
Она поставила на стол кофе и улыбнулась одними губами. Затем принесла пирог.
– Миссис Аллард, – сказал Конкэннон, – меня зовут Маркус Конкэннон. Я был другом вашего мужа, когда мы с ним работали в полиции Арканзаса.
Ее взгляд сразу стал враждебным.
– Что вам нужно? Вы репортер?
– Нет. Как я уже сказал, Рэй был моим другом. Я работаю в железнодорожной компании.
Она немного расслабилась.
– Из компании уже приходили.
– Это был мой шеф, Джон Эверс. Как раз поэтому я и должен с вами поговорить.
Угрожающе сдвинув брови, повар подошел поближе. Но Атена нетерпеливо покачала головой, и он остановился.
– Не обращайте на Пата внимания, – сказала она с легкой улыбкой. – Он знает обо всех неприятностях, которые мне доставили репортеры и просто хочет меня защитить.
– Ну, и что же репортеры?
– Они говорили, что Рэй был вором. – Голос ее зазвучал напряженно. – Что он был заодно с теми грабителями.
– Я не репортер, миссис Аллард.
Вынув бумажник, Конкэннон показал свой жетон железнодорожного детектива. Это была всего лишь обычная никелевая пластинка, не дававшая никаких официальных полномочий. Однако многие, особенно государственные чиновники, относились к ней более почтительно, чем даже к звезде мунициального старшины. Атена бегло взглянула на жетон, затем повернула голову к повару:
– Все в порядке, Пат.
Она села за стол и вгляделась в лицо Конкэннона, словно желая навсегда запомнить его непримечательные черты.
– Да, я помню вашу фамилию, – сказала она наконец. – Рэй любил говорить о старых добрых временах, как он их называл, когда вы с ним были заместителями старшин у Паркера.
Конкэннон не считал добрыми временами те годы, когда получал нищенское жалованье и ежедневно рисковал жизнью. Тем не менее он понимал Рэя Алларда.
– Рэй вам рассказывал о банде Пардю?
Она задумалась.
– Боб Пардю заманил вас в ловушку, но Рэй застрелил его.
– Более того: я был ранен, у меня не осталось патронов, и Боб Пардю целился мне в голову из карабина. Я думал, что Рэй мертв. – На мгновение он вспомнил Рэя, лежавшего в луже крови. – Но он был жив, и у него хватило сил выстрелить и убить Пардю.
Женщину эта история, казалось, не очень заинтересовала, и Конкэннон решил, что она слышит ее не впервые.
– Так что Рэй спас мне жизнь. Я был его другом. И я не сделаю ничего такого, что могло бы вам навредить.
– Даже если этого потребует ваш шеф?
– Даже в этом случае.
Она слабо улыбнулась.
– Я верю вам, мистер Конкэннон, но я не хочу больше страдать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43