— Все имена в этом списке засекречены. Если ты опубликуешь этот список в прессе, то тебе никогда больше не разрешат снимать на правительственных объектах США. А я потеряю работу, Уорен.
— Я понимаю, Хелен. Прекрасно понимаю. Все будет, как мы и договаривались. Я не обнародую ни кадра из фильма без твоего разрешения и до того, как все участники конференции не одобрят готовый фильм.
Она снова улыбнулась ему. Он подумал, что она очень красивая. Вспомнив о последней ночи, он сжал кулаки.
— Тогда все хорошо, Уорен. Мы будем принимать послов по особым поручениям правительств Сирии, Израиля, Египта, Туниса, Иордании. И, конечно, будет посол президента мистер Элиас Фэрчайлд. Почему ты так смотришь на меня? Если ты вспомнил о последней ночи... Я имею в виду...
— Нет.
— Тогда почему?
— Ты очень красивая. Я в какой-то мере буду жалеть, когда закончатся съемки.
— Тогда между нами...
— Я не хочу, чтобы между нами все кончилось. Но я думаю, что ты захочешь.
Она странно посмотрела на него.
— Почему ты говоришь так, Уорен? — у нее перехватило дыхание. — Я имею в виду всю ту хронику, ради которой ты рискуешь. Ты не должен обнародовать этот материал, даже если конференция провалится. Ты знаешь это. И мне странно, что ты так настойчиво хочешь сделать это.
— Думаю, что люди должны знать дипломатию изнутри. Это очень ценно с точки зрения массового интереса, не говоря уже об исторической ценности.
— Я никогда не спрашивала тебя, — сказала она, закурила сигарету и облокотилась на стол, как бы изучая его, — как ты впервые узнал о конференции?
— Я говорил тебе. Ты забыла, — улыбнулся он. — У одного моего знакомого журналиста есть источники, и хотя я занимаюсь кинохроникой, я все еще остаюсь журналистом.
— Хорошо. Итак, ты покидаешь меня после того, как все закончится? Я имею в виду, что ты знал, что не сможешь остаться навсегда в Иерусалиме. Надеюсь, что у нас есть последняя ночь?
— Нет, у нас нет ночи, — сказал Карлисс, поднялся и вышел из кабинета.
Съемочная группа наконец была готова к банкету. Для этого пришлось расставить дополнительное оборудование. Отснятый материал уже сам по себе представлял интерес даже без официального банкета и созвездия знаменитостей, которые примут в нем участие.
Но именно банкет был причиной того, что он пришел.
Уорен Карлисс стоял во дворе и курил сигарету, слушая пение птиц в деревьях и ощущая тепло заходящего солнца.
Он думал о Хелен Челевски.
Она, должно быть, ненавидит его.
Уорен услышал за спиной знакомый голос:
— Мистер Карлисс, мне понадобится ваша помощь в погрузке последней партии оборудования со склада. Боксы закрыты, но что-то произошло — мой ключ не подходит.
Карлисс изучал лицо молодого директора. Американец до мозга костей: голубые глаза, улыбается из-под копны светло-рыжих волос. Он напомнил Карлиссу его младшего брата Мартина.
— О, Боб, ключ у меня. Замки поломали нам на таможне, когда мы ввозили оборудование. И мне пришлось поменять их. Извини, что я не предупредил тебя об этом.
Боб Нэш улыбнулся.
— А я уже начал беспокоиться, босс. Если мы не поставим дополнительные юпитеры и несколько микрофонов, вам, наверное, не понравится то, что мы снимем сегодня.
— Сегодня нужно работать, как было запланировано, независимо от того, хорошо это получится или плохо.
— Мне хочется, чтобы фильм вышел до того, как мы получим на это разрешение. Зрители хотят посмотреть его и, может быть, впервые понять, как работает весь дипломатический корпус и люди, которые приводят его в действие. Я думаю, мы будем гордиться этим, мистер Карлисс. Гордиться по-настоящему.
Уорен Карлисс не думал, что ему придется гордиться этим.
В фургоне было тепло, несмотря на то, что солнце уже садилось. Рака подумал, что он уже слишком привык к прохладному климату своей горной крепости.
Раух разговаривал. Ефраим, водитель такси, был за рулем. Раух сказал:
— А что если нам не удастся установить контакт со служащими? И если полиция и армия уже информированы о том, как выйти на нас?
— Мы сможем установить контакт, используя один великолепный мотив — страх. По этой же причине я доверяю тебе ровно настолько, насколько доверяю. Ты, например, знаешь, что за предательство я тебя убью. Если результатом твоего предательства станет моя смерть, один из двенадцати моих “бессмертных” уничтожит тебя. Или кто-нибудь из “Международного Джихада” найдет тебя и убьет. И нет на свете уголка, где бы ты мог спрятаться. И этот служащий ощущает такой же страх, какой испытываешь ты, поэтому я спрашиваю: Раух, ты осмелишься предать меня?
— Конечно, нет. Нет, Рака. Я предан вашему делу. Я...
— Ты предан моим деньгам и своему собственному страху. И, возможно, ты еще предан своей нацистской молодости.
— Ты обещал, Рака...
—...никогда не касаться этого вопроса. Извини. А теперь заткнись, — Рака продолжил точить свой уникальный нож, не похожий ни на какой другой.
Он посмотрел на часы.
В юности Рака был очень нетерпелив и недисциплинирован. Он научил себя терпению через пост и другие формы самоотречения. И через молитвы.
Теперь он был терпелив.
Жизнь одного человека — это ничтожная песчинка в песочных часах веков.
Рака продолжал точить нож.
Глава 26
Мехди Хамадан заказал ужин в номер. И еще он заказал свой любимый безалкогольный напиток.
Мехди сидел в плетеном кресле, его нож лежал на перилах балкона. Он медленно потягивал свой напиток. Мехди умышленно заказал ужин так рано, чтобы насладиться заходом солнца. С балкона он видел большую часть Иерусалима. Но посольство Соединенных Штатов не просматривалось. Впрочем, оно только бы испортило картину заката.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73