Холден набрал полную ванную теплой воды и с удовольствием полежал в ней, с содроганием вспомнив о холодной купели с кусками льда, в которую его окунали не так давно.
Когда он вытащил из ванной пробку и стал вытираться, то понял, что что-то не так. Что привлекло его внимание? Он задумчиво посмотрел на засасываемую в сливное отверстие ванной воду. Она закручивалась совсем не в ту сторону, как обычно. Значит, он находится ниже экватора, где-то в южном полушарии…
* * *
Серилья был уверен, что его телефоны прослушиваются, поэтому решил воспользоваться одним из таксофонов в фойе здания Гувера. Водитель ждал, чтобы отвезти его в Белый дом, где в Овальном кабинете директора ФБР ожидала нелицеприятная беседа с Романом Маковски. У Серильи еще оставался в распоряжении свой старый кабинет и несколько помощников, но в доступе к материалам ФБР, компьютерам и личному составу ему уже было отказано.
– Подожди меня в машине, – бросил он помощнику, тот кивнул и отошел от телефона, но Серилья заметил, что он оглядывается через плечо. Конечно, этот уже работает на Маковски.
Он снял трубку, набрал номер и бросил в аппарат несколько монеток.
– Миссис Пэрриш, ваш муж дома?
– Извините, кто говорит?
– Я звоню по очень срочному делу. Пожалуйста, пусть он возьмет трубку как можно быстрее!
Если люди Маковски узнают о Пэррише, то несдобровать им обоим.
– Кто говорит? – раздался в трубке мужской голос.
– Неважно. Передайте своим друзьям номер телефона и адрес, которые я вам сейчас продиктую. Ручка есть?
– Одну секунду. А кто вы?
– Слушайте внимательно.
Он разборчиво продиктовал адрес и номер, поглядывая на оторванный листок календаря, где они были записаны.
– Да кто говорит, в самом деле? – опять спросил Лем, после того как Серилья убедился, что все записано правильно.
Ничего не ответив, Рудольф повесил трубку, вытащил зажигалку и поджег листок календаря. Он держал его до последнего мгновения, пока на мраморный пол не упал кусочек пепла. От черного «Кадиллака» на него пристально смотрели сквозь стеклянную стену водитель и помощник.
Но Серилье уже было все равно.
* * *
– Я очень рад, мистер Серилья, что вы пришли.
Он ничего не ответил.
Роман Маковски откашлялся.
– Я не хочу доставлять вам неприятности, и, несмотря на ваши преступные действия – иначе я их не могу назвать, – положение еще можно спасти, если вы нам поможете. Вы соглашаетесь сотрудничать с нами, я сейчас же включаю магнитофон, и вы нам рассказываете все, что знаете об этих ненормальных экстремистах, которые называют себя «Патриотами». Вы готовы начать?
– Нет, мистер Маковски.
Тот странно посмотрел на него.
– Вы даже отказываетесь называть меня, как того требует протокол?
– Я мог бы назвать вас разными именами, как вы того заслуживаете, но не стану делать этого из-за уважения к посту, который вы занимаете волей слепого случая. Президент еще жив. Для меня не является достойным поступком с вашей стороны то, что вы пытаетесь разогнать старую администрацию при живом президенте.
– Серилья, не надо обманывать себя – он не выживет, и мы оба знаем это. А если и останется жить, то превратится в беспомощное существо, в растение. Он получил такие серьезные увечья, когда «Харриер» упал, что врачи не могут даже понять, как ему удалось дожить до сих пор. А мне ваше упрямство уже надоело.
Серилья поднялся с кресла.
– А мне надоели вы. Вы можете до посинения заставлять меня подать в отставку, но пока жив тот человек, за чьим столом вы сидите, черта с два вам это удастся. Вы хотите превратить мою страну в то, чем она не хочет становиться. Вы можете придумывать сколько угодно законов и проводить их через угодный вам Конгресс, но никогда вам не удастся сломить волю американского народа к свободе и поставить его на колени.
Он повернулся и твердым шагом направился к выходу из Овального кабинета. За спиной раздались слова Маковски:
– Значит, пришел конец твоей карьере, идиот.
Серилья взялся за ручку и на мгновение оглянулся.
– Я тебя еще не отпускал! – рявкнул новоиспеченный президент. – Назад!
Серилья засмеялся, вышел и хлопнул дверью.
* * *
Дэвид медленно спускался по лестнице, с усилием передвигая ноги в туфлях, которые, однако, были легкими и, видимо, дорогими. Одежда тоже оказалась удобной и выглядела недешевой.
Таким же был и дом, в который он попал. Вдоль коридора и лестницы тянулась толстая и мягкая ковровая дорожка, расшитая восточными узорами, а на лестничной площадке лежал такой же ковер ручной работы. В углу стояла высокая ваза тончайшего фарфора с цветами. Огромная люстра, свисающая с потолка в холле, в который выходил коридор, была явно из натурального хрусталя.
Он преодолел еще несколько ступенек и остановился, чтобы немного передохнуть.
– Холден! Вы меня удивляете. Я и не думал, что вы сможете подняться сегодня…
Дэвид повернулся в ту сторону, откуда неожиданно послышался голос, говорящий по-английски с небольшим испанским акцентом, словно в каком-нибудь старом кинофильме. Его владелец оказался невысоким худым человеком, чуть толще сигары, которая торчала изо рта незнакомца.
Он вышел из дверей комнаты, похожей на библиотеку, и быстро приблизился к Холдену, не переставая улыбаться.
– Отлично! Обопритесь на меня. Вас еще шатает.
– Живот очень болит, – выговорил Холден. И это было правдой.
– Понимаю, понимаю, – закивал тот. – После всего, что вам довелось пережить, вы должны благодарить только свою железную волю и физическую выносливость за то, что оклемались так быстро. – Он вынул сигару изо рта. – Позвольте представиться, я – Хуан Эмилиано Ортега де Васкес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36