– А что откинулся недавно, так ты, Колыма, и сам только полгода, как от хозяина, сам все знаешь.
– Знать-то знаю, да не просто из любопытства спрашиваю. А полгода – это срок немалый, многое измениться может. Так что рассказывай. – Колыма говорил спокойно, но в его голосе слышались скрытый напор и сила – возражать ему было трудно.
Впрочем, его собеседник возражать и не пытался.
– Да что тут рассказывать? – Он пожал плечами. – Беспредел полнейший творится, и чем дальше, тем круче. Правильным ворам все труднее порядок поддерживать – отморозков, которые ни закона, ни порядка не признают, в зоны все больше попадает, а нормальных пацанов совсем мало осталось. Да еще и менты наглеют. Последнее время вообще жизни от них никакой не стало – гнобят режимом так, что вздохнуть некогда. Веришь, Коля, правильных блатных на работу загонять силой пытались – уж лет пять такого не было!
– Да уж и не пять, побольше, – кивнул хозяин. По его лицу было видно, что он не услышал ничего неожиданного – просто подтвердились его ожидания. – Это что ж, на «пятнахе», где ты сидел, было?
– Ну да. Сколько уж лет нас не трогали, знают ведь, что ворам работать западло, не пойдем мы на это, а все равно поперли. Прикопались: работайте, или жрать не дадим.
– Да это уж совсем беспредел! – возмущенно заявил второй из гостей Колымы, сидевший с левой стороны стола. – Положняк – это святое! Говорю же – вконец обнаглели.
– И что вы сделали? – хмуро поинтересовался Колыма. – Работать-то не стали?
– Обижаешь, Коля! Как бы я тогда с тобой за один стол сел, как бы честным ворам в глаза посмотрел?! Мы там голодовку устроили, а на вольняшку маляву кинули, чтобы кореша подогрели кого надо, к нам внимание привлекли. В общем, как серьезным скандалом запахло, администрация чуть поутихла, они ж скандалов боятся. Но, сам понимаешь, и ненадолго это, и общак убыток большой понес… Да еще один пацан из моей семьи руку за это отдал.
– А это как?
– Сам себе посек. Вывели нас на работу и давай прессовать… Причем по-умному прессовали – не всех вместе, а по очереди. А этот пацан по алфавиту как раз первый был. Ну, вертухай ему и говорит: «Работай!» Тот отвечает: «Не буду». Вертухай ему стволом автомата по почкам и снова: «Работай!» А пацан ему снова: «Не буду». Тот ему снова по почкам и третий раз: «Работай!» Ну, пацан кивает. Я уж думал все, сломался, а оказалось, нет. Подошел к ящику с инструментом, взял оттуда топорик, да себе по руке и рубанул. Да так, что кисть совсем отлетела. Ну, его в санчасть, нас снова по баракам разогнали, а потом шуму из-за этого много было, мы чуть бунт не подняли, да смотрящий не велел – сказал, что рано.
– Правильно сказал, – кивнул Колыма. – Такие вещи с налету не делаются, их готовить надо, иначе кровью умоешься, а толку не будет.
– Ну да, смотрящий так и сказал, – кивнул плечистый. – И это я тебе, Колыма, еще мало очень рассказал. Со свиданками и передачами вообще никакого житья не стало. Раньше как бывало? Присылают пацану родственники блок сигарет, килограмм сахару да килограмма по два луку и сала – вертухаи себе часть заберут, но часть и тому отдадут, кому послали. И брали обычно немного, не больше четверти, совесть имели. А сейчас если и отдадут посылку – то там такие остатки жалкие, что и смотреть стыдно, а бывает, и вообще не отдают. Где на них управу-то искать? Свиданки, считай, совсем запретили, по любому поводу в карцер сажают или срок накидывают. И лупить чаще стали за любую малость. В общем, житья совсем не стало на зоне…
Колыма несколько секунд помолчал, а потом тихим голосом, как будто не гостям, а самому себе, сказал:
– Да, правда беспредел на зонах творится, давно такого не было, прав Батя…
– Батя? – услышав это погоняло, сидевший слева оживился. – А что, Батя этим решил заняться? Эх, хорошо бы… Батя такой человек, что уж если берется какой косяк исправлять, то дело до конца доводит.
– Это уж точно. – На этот раз в голосе Колымы звучало неподдельное уважение.
Чувствовалось, что человек, о котором зашла речь, является для него непререкаемым авторитетом, а это дорогого стоило. Чтобы добиться такого отношения к себе со стороны Коли Колымы, личность эта должна была быть действительно незаурядной. Впрочем, упомянутый Колымой Батя, смотрящий по Магаданской области, и был именно такой личностью. Вор в законе, умудрившийся дожить до шестидесяти одного года, уже только этим вызывает к себе огромное уважение, а Батя сумел прожить свою долгую жизнь, ни разу не запятнав воровской чести и не изменив своим принципам. На его примере молодых пацанов обучали жить по понятиям, а беспредельщики, которых он всегда люто ненавидел, боялись его даже сейчас, когда позиции блатных в Магаданской области сильно пошатнулись.
– Так Батя же сейчас на зоне? Или откинулся уже, а я не знаю? – удивленно спросил плечистый.
– Нет, не откинулся. Батя сейчас на «двадцатке» парится, под Ягодным, – сказал Колыма.
– А как же он тогда это дело разрулит?
– Вот об этом мы сейчас и поговорим. – Голос Коли стал резче и решительнее, чувствовалось, что сейчас, наконец, разговор пойдет о деле. – Батя кинул мне с «двадцатки» маляву. Пишет о том же, о чем ты, – Коля кивнул плечистому, – мне сейчас рассказал. Там тоже ментовский беспредел начался, блатных начали режимом гнобить по-черному. Про послабления пацаны уже и думать забыли, того и гляди до того же, что и на «пятнахе», докатится, на работу погонят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14