Кто знает, что он терроризировал Корниловых и довел их до смерти? Именно он, Хряк...
Вспомнив про гибель Корниловых, Хряк прикусил губу. И зачем он, не зная подробностей этой давней темной истории подписался на такое? Это ведь именно он отправил под мост двух незнакомых ему и не сделавших ему ничего плохого людей, оставил сиротой их дочь... Ради чего, ради кодекса воровской чести?...
Но главное, что всегда будет тревожить Ворона, так это то, что он застрелил при Хряке милиционера. Неожиданно Хряк и об этом подумал с другой стороны. "Сука позорная, парня ни за что застрелил, у него, небось, семья была..." А теперь могут застрелить и его, и Лариса с Павликом останутся без его могучей поддержки...
Тут неожиданно странная мысль осенила его. Словно шаровая молния проникла она ему в мозг, напугала огненным вихрем и исчезла, чтобы со временем возродиться вновь и закрепиться в мозгу. Но сейчас Хряк отогнал эту мысль прочь.
"На кой черт Ворону убивать меня?" - подумал он спокойно и рассудительно, отхлебывая чаек из огромной чашки с цветочками, своей личной чашки. - "Неужели он может подумать, что я пойду и заложу его? Тем более, я же соучастник..." Нет, не может он такое подумать, тем более знает, что меня как в ментовке не лупили, я за всю жизнь ни одного кореша не заложил. А ведь как лупили, почки отбили, издевались, падлы, как могли, вспомнить страшно. И смолоду таким был, жить бы не смог, если бы заложил кого-нибудь, всегда вину на себя одного брал, если попадался. Неужели Ворон всего этого не знает?
Так-то оно так... Варианты проскальзывали в его голове один за другим, светлые мысли снова сменялись черными. "И все же он рискует сильно. А вдруг меня заметут, хотя бы по наводке барыги, которому я тачку толкнул? И именно меня заподозрят в убийстве мента? Это вышка. А пойду ли я на вышку ради Ворона?" Вопрос... Ох, вопрос... Так вот такой же вопрос и Ворон может себе задать. И ясно, как он на него ответит. Так что ходит он, Хряк, по тонкой проволоке...
... Самое главное, что ведь он толком не знает Ворона, далеко не вся его биография известна в уголовном мире. Есть периоды в его жизни, полностью покрытые мраком. И знает Хряк одно - верить Ворону нельзя, от него можно ожидать чего угодно и в любой момент.
Ладно, будь, что будет. Будем думать о хорошем, плохое само придет.
Хряк почаевничал со знанием дела, потом, лежа на диване, посмотрел телевизор, послушал минут пять про демократию и гласность и закемарил сладко... Комната наполнилась ядреным мужским храпом...
- Пап, привет! - гаркнул над его ухом юношеский басок Павлика.
- Ого, сынок, здорово! - протер заспанные глаза Хряк. - Я тут вздремнул...
- Минуточек шестьсот! - пошутил Павлик.
Хряк поглядел на часы.
- Какие там шестьсот? - засмеялся он. - От силы минут сорок. Как дела-то?
- Отлично!
- Ты где учишься-то? Я и забыл, извини, сынок...
- Инженеров транспорта...
- Молодец - с гордостью за сына произнес Хряк. Поглядел на Павлика. Чертами лица похож на мать, а вот волосы у него точно такие как у него, густые, вьющиеся. И ростом удался, и крепок в него. Студент, боксер, красавец... И ведь его фамилию носит - Павел Дмитриевич Рыщинский...
Пришла Лариса с сумками, полной всяческой снеди. Втроем поужинали, а потом Павлик ушел...
Хлопнула за Павликом дверь. Хряк прижал к своей мощной груди Ларису, поцеловал в щеку. Лариса была женщина полная, ещё очень свежая и красивая в свои сорок лет. Белокурые крашеные волосы, тугие щеки, прекрасный бюст, точеные ноги...
... На этой большой двуспальной кровати, перевезенной ещё со старой однокомнатной квартиры они девятнадцать лет назад зачинали Павлика...
Им и сейчас было прекрасно... Каждый раз, когда Дмитрий приезжал к Ларисе, он все больше и больше восхищался ей. Она с годами становилась ещё красивее. Какой там бабий век?
- Как ты хорош сегодня, Димочка! - восхищалась Лариса, лежа на спине.
- Да что ты, как всегда, - улыбался Хряк, равнодушный к похвалам. Он знал себе цену и в похвалах не нуждался.
Скольких женщин знал в своей многоопытной жизни Хряк. Но такой, как Лариса не видел никогда. Они были рождены друг для друга. Они всегда находили общий язык. И никто другой так не возбуждал Хряка, как возбуждала его Лариса. Вот целыми днями бы так - пить пиво и любить друг друга, пить, есть и любить... Вечный кайф. Какие там приключения, пропади все пропадом... Только в этом счастье, а все остальное - фук, химеры одни. Это только Ворон в такой собачьей жизни удовольствие находит...
Долго ещё Дима не давал Ларисе покоя, показывая ей чудеса любовного искусства. Только около двух часов ночи они успокоились и, усталые от любви, заснули крепким безмятежным сном...
Проснулись поздно. То есть, проснулся только один Хряк. Он ощущал под своей рукой голову Ларисы, прижавшейся к нему, такой теплой, такой родной, так сладко сопящей во сне. Хряку стало удивительно, как это человеку может быть так хорошо. Ему скоро пятьдесят, а что он видел в жизни хорошего? Калейдоскопом воспоминаний промелькнул послевоенный Ташкент и семилетний пацан Дима Рыщинский, укравший лепешку на базаре, потому что очень хотел кушать... И страшный удар ногой по спине, который он получил от здоровенного парня, торговавшего этими аппетитными теплыми лепешками. Как отчетливо помнит он эту жуткую боль, эту горькую обиду, когда он размазывал по грязным впалым щекам слезы, а тот кудрявый рыжий парень хохотал над ним. И никому не пришло в голову заступиться за него. Помнит он и своего первого следователя, огромного, усатого, с пудовыми кулаками, золотыми во весь рот зубами и сальной улыбкой. Следователю не нужна была правда, ему нужно было унизить, восемнадцатилетнего парня, растоптать его и тем самым доставить себе удовольствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137