Так и остался Ворон с невидящим правым глазом, который различал только свет и тьму. Выйдя из заключения, он обратился в Институт глазных болезней, там сказали, что нужна срочная операция, но известные дела опять помешали сделать её. Ворон обвинял в своем увечии Аркадия Корнилова и поклялся ему отомстить. За все и за Машу, и за переломанную судьбу, и за глаз. Только год назад он сделал в Германии операцию, которая частично восстановила ему зрение в правом глазу.
А что касается исчезновения Олега Быстрова, то он тогда совершенно упустил из виду такое маленькое обстоятельство, как живая мать. Он же не мог открыться ей в своих сумасшедших планах, так он поступил просто выкинул её совсем из головы и не думал о ней. А потом случилось нечто совершенно фантастическое - весной в Москве-реке выловили какого-то утопленника, и его мать опознала в этом утопленнике его, Олега. Все это потом рассказывал ему Коля, к которому, как и к другим обитателям окрестных поселков, приходил следователь. Олег, разумеется, не мог предвидеть такого варианта, хотя, конечно, объективно он был ему на руку, он никак не мог ожидать, что в безобразно раздутом утопленнике мать опознает своего сына, и только потому, что он, видите ли, одет в его плащ с пришитой ей заплаткой. Он тогда выкинул мокрый и грязный плащ там же, в кустах, и какой-то несчастный бомж, видимо, подобрал его и надел на себя, а потом в нем и утонул. Странное стечение обстоятельств. С одной стороны, это ему на руку, Олега Быстрова больше нет, но с другой... Произошло нечто страшное. Ведь таил же он в душе подсознательную мысль, что через некоторое время явится к матери и сообщит, что жив. А тут... мать опознала его в этом несчастном утопленнике и сошла с ума. Она содержалась в психиатрической больнице в отделении для буйно помешанных. Куда уж тут появляться? Порой муки совести терзали Олега и ему очень хотелось навестить мать в больнице, но он счел это мероприятие даже не столь уж опасным, сколь нелепым и ненужным, так как уже ничего бы не помогло его несчастной матери. Как то раз Олег ради любопытства заглянул и на собственную могилу, где под его фамилией рядом с его родным отцом лежали останки неизвестно кого. Этот визит будоражил ему кровь, вызвал странные чувств и заставил с какой-то новой стороны поглядеть на жизнь, бренную и нелепую, смешную и отвратительную, вселенскую комедию, одним словом.
Комедия же порой приобретала зловещие очертания. В восемьдесят втором году Ворон с неким Шиловым по кличке Шило подъехали к подъезду одного приятеля на окраине Москвы. Шило был за рулем. Ворон вышел из машины и... нос к носу столкнулся со своим двоюродным братом Мишей, который долгое время работал в Монголии и приезжал в Москву на похороны Олега. Миша узнал его мгновенно и сделал шаг по направлению к нему. Ворон мужественно воздержался от всяких эмоций. "Олег!" - пробормотал Миша, ошарашенный встречей с ожившим покойником. "Вы обознались", - сквозь зубы процедил Олег. Но Миша стоял и смотрел на него с таким презрением, с такой брезгливостью, что Ворон похолодел. "Что такое?" - зашебуршился Шило. "Гражданин обознался", - тихо ответил Ворон, и они зашагали к подъезду. Вечером того же дня Мишу сбила машина. Насмерть.
Кипела жизнь, увлекательная, денежная, полная приключений и опасностей, и некогда было Олегу оглянуться назад. Он долго не трогал Аркадия и Машу, потому что это не входило в его планы. Зачем? Ведь они главные свидетели того, что Олег Николаевич Быстров покойник, убитый, утопленник. Зачем ему раскрываться им, ворошить быльем поросшее прошлое? Не то, чтобы это было очень опасно, теперь-то уж что, но не любил он это прошлое, заживо погребенная мать - это было его больное место. Да к тому же и сойтись им на этой Земле было непросто. Аркадий ездил по Парижам и Канадам, а Олег - по тюрьмам, лагерям или гастролировал по городам нашей необъятной родины. Но, тем не менее, своего "убийцу" он не забывал. Он всегда держал где-то на дне памяти мысль о том, что далеко или близко, в Париже, Торонто, Нью-Йорке или в Москве существует человек, который стал причиной его увечья, который далеко не беден и с которым неплохо было бы со временем свести счеты. Ворон никогда не забывал оскорблений, а вся сытая и полновесная жизнь Аркадия всегда была немым оскорблением его жизни авантюрной, бездомной, и, в целом-то, как он теперь понимал - глупой. Ему было под пятьдесят, а что он имел? Ни дома, ни семьи, ни настоящего имени. А тот имел все, что нужно, объездил много стран, а главное - с ним была красавица Маша, которую Ворон никак не мог забыть. Ему казалось, что если бы тогда она полюбила его, а не Аркадия, вся жизнь его была бы совершенно другой.
В августе девяносто второго года Ворон совершил дерзкий побег из колонии строгого режима, где ему оставалось находиться около трех лет. Узнав, что Аркадий с семьей недавно прибыл из Франции, Ворон и вспомнил про свое давнее желание посчитаться с ним. Час пробил. Определенного плана действий он не имел, но первым делом он хотел выбить Аркадия из седла. Можно было шантажировать его, качать из него деньги, разорить бы вконец, а там добраться и дом Маши... Мысли о ней будоражили воображение Ворона. Он представлял себе эту гордую красавицу, ползающую перед ним на коленях, просящую пощады, исполняющую все его любовные прихоти... Ворон был невероятно вдохновлен этой затеей. Он был таким с детства - если что-нибудь приходило к нему в голову, он от своего не отступался, умная ли это идея, глупая ли, главное - он решил, и все.
Первая задача была выполнена с удивительной легкостью. Ворон даже удивился, до чего же Аркадий Корнилов, сорокалетний дипломат, опытный, столько повидавший человек, так быстро скис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137