Поразмыслив еще немного, полковник пришел к заключению, что это наиболее оптимальный вариант в сложившемся положении, тем более что ничего более путного в голову ему не пришло.
Немедленно вызвав к себе Светлова, он поговорил с ним и, убедившись, что солдат усвоил свою будущую роль, отправил его в клуб, предварительно отдав распоряжение, чтобы прежнего библиотекаря перевели на полмесяца в штрафной изолятор за «нарушение режима».
* * *
Наконец-то незадолго до выздоровления Золотого во время встречи Ловчего и Тоцкого была определена дата побега, которую ветеринар и сообщил Шторму, сами же они готовились осуществить его на день раньше. В чучеле медведя находилось около тридцати стволов с дополнительной обоймой к каждому пистолету, и поэтому воровская лагерная верхушка отважилась на штурм контрольных вышек, строго ограничив круг желающих поменять черный клифт на гражданскую одежду. Вообще сохранить в тайне план побега в зоне практически невозможно, но вся лагерная воровская знать, та, что собиралась у Золотого в палате, приняла решение больше никого не включать в число беглецов и обойтись своими силами для штурма вышек часовых на «запретной зоне» по периметру лагеря. Однако Золотой, выслушав воров на очередной сходке в его палате, пошел еще дальше. Он решил, что слишком рискованно стрелять в вечернее время, когда сумерки сменяются ночной темнотой и даже в хорошо освещенной фонарями «запретной зоне» нельзя как следует рассмотреть солдата на вышке, поскольку она сделана таким образом, что он всегда остается в тени и, значит, можно промахнуться. К тому же, убедительно сказал вор, часовой сверху хорошо видит то, что происходит у него под носом, и вряд ли позволит подойти к первой полосе заграждений из колючей проволоки на близкое расстояние. Поэтому лучше сначала расстрелять контролеров, патрулирующих улицы жилой зоны, чтобы беспрепятственно подойти к зданию ДПНК и захватить дежурящих там офицеров, которые знают, как обесточить жилую и промышленную зоны, а также отключить освещение на полосе «запретной зоны» между двумя заграждениями колючей проволоки.
— Если нам удастся захватить ДПНК, можете считать себя на свободе! — высокомерно сказал Золотой. — С воли нам помогут ребята Ловчего, которые будут ждать нас с машинами и бабами! — смеясь, добавил он.
Последнее замечание вызвало у воров особенно бурную реакцию. Тоцкий, присутствовавший при этом разговоре, участия в нем не принимал. Его дело — сторона, он лишь заметил про себя, что Золотой — такой же сумасшедший, как Ловчий и вся эта оголтелая орава, готовая на любой риск.
— Слава богу, меня здесь не будет во время этого столпотворения, — еле слышно пробормотал он себе под нос.
Но волею судеб все произошло иначе, и Тоцкий оказался в самой гуще событий в тот день, когда лагерное ворье по команде Золотого должно было вечером осуществить захват ДПНК и офицеров дежурной части. Произошло все из-за беспечности воров в законе, которые накануне решили отметить последний день своего пребывания в неволе. Приобрести водку у администрации лагеря воровским авторитетам всегда просто. Братва постоянно передает им с воли деньги. В данном случае водкой их снабдил сам Тоцкий, не подозревавший, чем это для него обернется, а попросил его об этом Золотой, сказав, что каторжанам перед выходом на «дело» обязательно надо принять для смелости на «каждый глаз» по сто граммов.
После вечерней проверки, когда отряды разошлись по баракам на ночной отдых, воровские авторитеты покинули свои жилые секции и, миновав заборы локальных ограждений, собрались в бане у кочегара, который часто предоставлял им свою подсобку для тайных встреч.
Сначала ими было решено отметить последний день в неволе чисто символически, но, когда спиртное разлилось по телу приятной истомой и затуманило мозги, они махнули на все рукой и надрались до такой степени, что повалились спать тут же, не утруждая себя возвращением в свои бараки.
Первым через несколько часов проснулся Дрозд и посмотрел на часы, висевшие над входной дверью подсобки, — они показывали половину двенадцатого. Затем он глянул в окно — стояла кромешная тьма, и лишь серебристые снежинки слабо отражали далекий свет фонарей, освещавших полосу «запретной зоны».
Дрозд был все еще пьян и не мог соображать.
Дело в том, что настенные часы уже несколько лет стояли, они всего лишь служили убогим украшением подсобки кочегара. Вор знал об этом, но от чрезмерной дозы спиртного напрочь забыл. Вспомнив, что пить они начали после вечерней поверки и отбоя, приблизительно в то же время, что и показывали часы, Дрозд решил, что спать так мало он не мог, следовательно, уже прошли сутки. При этой мысли он вскочил на ноги и стал яростно будить остальных.
— Вставайте! — орал он во все горло. — Волю проспим!.. Вы только поглядите на часы!..
Никому из просыпающихся воров не пришло в голову, что за сутки, о которых орал Дрозд, должно пройти две поверки — утренняя и вечерняя — и что за это время лагерный патруль обязательно разыскал бы их пьяных в этой подсобке и определил в штрафной изолятор.
Будучи сами с затуманенным рассудком, они поднялись на ноги и, ничего не соображая, всей сворой бросились к клубу, который находился от бани всего в полусотне шагов.
Поднималась метель, и на улицах жилой зоны не было ни души, поэтому одиннадцать воров в законе, никем не замеченные, дошли до клуба и постучались в дверь. Открыл им заспанный Светлов, который теперь был библиотекарем и одновременно сторожем. Увидев перед собой незнакомого, бандиты хотели броситься на него, но Светлов вовремя сообразил, кто перед ним:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87