Дигби тоже опробовал свои носовые пулеметы. Звук выстрелов отозвался гулким эхом по всему металлическому фюзеляжу самолета, а из носовой турели Дигби распространилась волна воздуха, пахнущего кордитом и горячим маслом. Трассы изогнулись пологими кривыми и уткнулись внизу в море.
Хотя теперь, в холодной ночной атмосфере, самолет шел гораздо устойчивее, чем в прогретой перемещающейся атмосфере днем, неожиданности на пути все же нет-нет да и возникали. Самолет или наталкивался на более плотные воздушные массы, или, вызывая неприятную тошноту, проваливался в огромные воздушные ямы. Машину непрерывно болтало и сбивало с курса. Степень устойчивости самолета в такой же мере зависела от физической силы летчика, как и от его опытности, ибо системы управления не имели сервоприводов и поэтому, чтобы манипулировать рулевыми поверхностями в потоке воздуха, требовалась большая мускульная энергия. Непрерывная вибрация будто молотком била по затылку, трясла челюсти и барабанила по спине с такой силой и настойчивостью, что члены летных экипажей даже после благополучных полетов буквально валились с ног от усталости.
Дигби сидел рядом и ниже Коэна. В его ведении находилась радиолокационная станция, с помощью которой можно было различать леса, водные массивы, поселки и города. Довольно часто эта станция работала из рук вон плохо. Но даже в лучшем случае изображение на ее экране представляло собой лишь мутные очертания того, что указывалось на карте. Коэн прогрел станцию, и теперь они оба смотрели на тускло светящийся зеленоватый экран.
– А что ты хочешь? Она таки работает, – сказал Дигби.
Коэн отодвинул планшет с картами к задней части штурманского столика и поставил его вертикально. В таком положении планшет закрывал небольшую металлическую заплатку, которую ребята из команды наземного обслуживания наложили на рваную пробоину. Эта пробоина осталась от того самого осколка, которым убило штурмана вот на этом сиденье всего четыре вылета назад.
– Не делай этого, дружище, – сказал Дигби и отодвинул планшет в сторону. – Пусть эту заплату будет видно. По-моему, молния не ударяет в одно и то же место дважды, так что у нас с тобой самое безопасное место в самолете.
Теперь Коэн посмотрел на заплату намного спокойнее.
– Ну как, все наговорились? – спросил Ламберт. – Если вы все высказались, то, может быть, теперь и мне позволительно сказать пару слов?
– Джентльмены, – шутливо начал Дигби, – мне выпала большая честь представить вам командира нашего самолета, вашего добродушного хозяина и знатока множества анекдотов, который великодушно отказался праздновать восемьдесят первую годовщину своего рождения, чтобы сегодня быть вместе с нами. Джентльмены, ваш и мой друг, старший сержант авиации Сэмуэл Ламберт, кавалер медали «За летные заслуги»…
– Ну-ну, стоп! Давайте будем посерьезнее, – сказал Ламберт.
Джимми Гримм настроил радиостанцию.
– Нам передали новые данные о ветре, командир, – сообщил он. -. Доложить их вам?
– Передай их Кошу, – приказал Ламберт.
Их самолет поднимался все выше и выше, и с каждой новой тысячей футов температура окружающего воздуха понижалась на два с половиной градуса по Цельсию. Летчики застегнули на костюмах все застежки и придвинулись поближе к вентиляторам обогрева. На высоте восемь тысяч футов они начали дышать кислородом. Ламберт продолжал набирать высоту. Вот они вошли в облако. Пока еще не существовало способа определять, есть ли в данном облаке льдинки. Единственная возможность состояла в том, чтобы рискнуть и влететь в него. А этому облаку, казалось, не было конца. Температура внутри самолета стала почти такой же низкой, как и снаружи.
– Сейчас, сейчас мы выйдем из него, – как можно спокойнее сказал Ламберт. Он стал еще круче набирать высоту, а Бэттерсби подрегулировал двигатели на большую мощность.
– Ненавижу облака, – признался Ламберт.
Холодное облако давило на иллюминаторы, и в кабине стало еще темнее, чем раньше. Бэттерсби суетился возле своих приборов. Двигатели вдруг начали рассогласовываться как раз в тот момент, когда он доложил:
– Давление и температура нормальные.
Один из двигателей стал слабо гудеть.
– Ты знаешь,. почему он гудит? -спросил Ламберт.
– Масло слишком остывает, и от этого заедает механизм управления шагом винта…
Ламберт кивнул в знак согласия и спросил:
– Ты сможешь снова синхронизировать их? Бэттерсби притронул ся кончиками пальцев к рычагам управления двигателями. Найдя рассинхронизировавшийся двигатель и подрегулировав его, он добился наконец положения, когда все они загудели в унисон.
– Отлично, – похвалил его Ламберт. – Мики Мерфи эта операция, как правило, не удавалась.
Бэттерсби никогда еще не испытывал такого чувства гордости за себя, как сейчас.
Над фонарем кабины одна за другой появлялись звезды. Самолет выходил из облака. Рычаги управления стали более податливыми и послушными, ибо «скрипучая дверь» достигла своего потолка и, с какой бы силой теперь ни тянуть на себя штурвал, еще выше самолет не пойдет. Однако Ламберт воспользовался приемом, которому его научил один опытный летчик. Резко выпуская закрылки на пятнадцать градусов во время полета на крейсерской скорости, Ламберт заставлял самолет как бы ударяться о воздушную стену. Машину сильно трясло, но в то же время и подбрасывало на двести футов вверх. Каждый раз, когда он проделывал эту манипуляцию, «ланкастер» занимал новое, более высокое положение, и Ламберт прибавлял таким образом дополнительно более тысячи футов высоты к его нормальному потолку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66