Три патрона он слегка смазал ружейным маслом и вложил в норки стволов.Проверил ставни и все запоры. Проделал несколько хаотических движений напротив красного глазка сигнализации. Глазок то зажигался, то снова гас…Потом Толстяк сорвал с календаря листок — до четверга оставалось двое суток.Положив обрез рядом с собой и прикрыв его одеялом, Владимир Ефимович заснул умиротворенным сном. И спал, как убитый, без сновидений.Утро выдалось на славу: сквозь ветви сирени в окна комнат пробивались рассеянные солнечные блики. Они абстрактными пятнами расползались по стенам, полу и изгибисто преломлялись по шкафу и комоду.Прежде чем пойти открывать ставни, он поставил на газовую плиту чайник и вытащил из подвала НЗ — банку свиной тушенки с гречневой кашей. Целый ящик этого «стратегического продукта» он купил у прапорщика воинской части, отбывающей в другой регион. И сейчас он готов был этому служаке поцеловать одно место и подарить тот самый портсигар с бриллиантовой кнопкой, из-за которого, собственно, и начался этот кошмар с убийством Вани Ножичка.Рощинский отдернул шторы и отвинтил гайку на металлическом стержне, которым крепились ставни. Он уже собрался распахнуть окно, когда его взгляд зацепился за нечто, покрытое мелкими капельками утренней росы. Вроде бы такого он раньше не замечал. Это была тонкая стальная проволока, уходящая от ручки оконной рамы, по карнизу, вбок за ставню. Он почувствовал в пятках ледяной холодок, его тело сковало тяжелое оцепенение.Стараясь не делать резких движений, Рощинский отошел от окна, схватил с вешалки старый плащ и пошел открывать дверь. Однако, имея в виду только что обнаруженную таинственную проволоку, он передумал выходить, а свернув в кухню, подошел к окну. Свинтив со штыря гайку, он осторожным движением нажал на него — ставня отошла и он, не обнаружив ничего подозрительного, открыл окно. С помощью стула вылез наружу. Он шел по клумбе, ощущая на лице утренний холодок, что, впрочем, меньше всего его волновало.Обогнув угол дома, увидел то, что так его взбудоражило. Проволока, пройдя через проушину для крючка, которым фиксировалась ставня, спускалась вниз, где в полуметре от земли соединялась с обыкновенной ручной гранатой типа «лимонка». Сама граната была прикреплена к ветке сирени.Рощинский вернулся к крыльцу и внимательно осмотрел его и прилегающую к дому территорию. Кругом лежала нетронутая роса и никаких чужих следов не было. Он сел на сырое крыльцо и задумался. Смотрел на небо — чистое и обещавшее хорошую погоду, и размышлял, как быть с опасной находкой и кого позвать на помощь. Затем он тяжело поднялся и пошел искать какую-нибудь подставку, чтобы залезть обратно в окно.К гранате он вернулся с кусачками — что надо сделать, он обдумал, когда сидел на крыльце. Он осторожно приладился к сырой проволоке и, подстраховывая одной рукой гранату, другой перекусил растяжку. «Вот и все, засранец террорист!», — сказал неизвестно кому Владимир Ефимович, и с великим любопытством стал рассматривать рубчатый комочек металла. Завернув гранату в два целлофановых кулька, он спрятал ее под крыльцом.В середине дня к нему пришла Авдеева. Настроение у нее было замечательное. Она улыбалась, что в последнее время было большой редкостью. Она положила перед Рощинским сто пятьдесят долларов и сорок немецких марок.— Это все, что я наскребла. А это забери назад, — и опять Рощинский восхитился этой женщиной. Его топазовый кулончик лежал рядом с деньгами и радовался утренним лучам солнца.— Это ты зря, — он чуть не плакал от умиления. — Ты поторопилась, я как-нибудь выкручусь…— Я кое-кому предложила…не хотят, а мне оно на что…Сомлевший от человеческой доброты Рощинский чуть не проговорился о зловещей находке. «Зачем, — думал он, — в эту глупую авантюру втягивать эту чудесную женщины?»Он проводил ее до трамвайной остановки, где они распрощались. Перед тем как сесть в трамвай, Авдеева сказала, что в субботу ее Татьяне исполняется двадцать лет.— Никого не будет. Приходи, Владимир Ефимович…— До субботы еще надо дожить, — он рассеянно посмотрел вдоль улицы и понял, что он на ней лишняя деталь. — Спасибо, Аня, я постараюсь…Если мотор не будет шалить, я непременно приду. Во сколько думаете отмечать?— Отмечать? Это слишком громко сказано…Отмечать она будет в своем коллективе, а мы так, отведем череду.Домой он пошел через парк — надеялся найти в его кустах хотя бы пару пустых бутылок.В конце аллеи он присел на лавку и стал смотреть на пруд, в котором плавали серые утки и два белых лебедя. И ему опять вспомнился мистер Холстомер, а через него — волчата. И по ассоциации мысль стала вертеться вокруг вчерашнего сообщения о взрыве на стадионе и смерти Симчика.По дороге домой Рощинский заглянул в валютный пункт и поменял доллары, которые принесла ему Авдеева, после чего зашел в мясную лавку. Себе взял лопаточную часть говядины, Форду — две мозговых кости и кусок телячьей требухи. В бакалейном магазине набил полную сумку спагетти, крупами и серыми сухарями.Домой он шел до предела загруженный всякой снедью и сам себе казался баржой, которая медленно плывет мимо скалистого и совершенно пустынного острова. Глава десятая Лелька Волкогонова, выпив полторы бутылки коньяка, спала мертвым сном. Рядом с ней, пристроившись на самом краю тахты, суетился Ройтс. Он только что принял таблетку севредола, ловя кайф, пытался его усугубить за счет секса. Однако его сожительница была более статична, чем отсыревшая колода, на которой рубят дрова. Он снял с нее черные, с узенькими тесемками трусики и удивился, что Лелька, практически не бывая на пляже, имеет нежный ровный загар…Однако у Ройтса вышла затормозка:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61