— воскликнул он, поражённый страшной догадкой. — Объясни-ка мне одну вещь. Допустим, что все прошло бы удачно, я продержался положенное время и они убрались отсюда — что бы тогда со мной было? Я бы пришёл к тебе, как сегодня Валерка, и ты бы меня… Господи, спаси и сохрани! Ты ведь сожрала бы меня! Жаль, что было темно и он не мог видеть её глаз, а то бы испугался — сколько в них застыло отчаяния и боли.— Что ж ты молчишь, благодетельница? — с сарказмом спросил он. — То-то, я смотрю, с такой лёгкостью рассыпала передо мной золотые горы, знала, видать, что мне все равно не жить. Ну, скажи что-нибудь!— А что мне оставалось делать, — поникшим голосом прошептала она. — Лучше пусть один человек погибнет, чем потом многие…— Ну, спасибо тебе, родная! Успокоила ты меня перед смертью. Ну-ка, девочка, выкладывай мне все, иначе я тебя сам сейчас разорву! — грозно прорычал он, приблизив к ней лицо и тряхнув руками за плечи.— Пусти, ненормальный! — взвизгнула она, оттолкнув его руки. — Давай мы ещё с тобой поругаемся, и Закревский просто описается от радости. Теперь я понимаю, зачем он нас вместе посадил — ты должен стать моей первой сознательной жертвой. Ну, ублюдок, все просчитал! — Она не могла успокоить своё хриплое дыхание и судорожно втягивала в себя воздух. — Ты лучше не приближайся ко мне, Егор, я тебя очень прошу. Не обижайся, но так нужно. Я же не знаю, когда он начнёт своё чёрное дело. Если он выполнит свою миссию, то ты со мной, боюсь, не справишься… — Она замолчала, а потом он услышал тихий всхлип — Я же видела, что осталось от твоего друга, хотя и не помню почти ничего…Егор ошеломлённо молчал. В темноте её слова звучали особенно зловеще, и перед ним вдруг встала её звериная маска, которую он видел в квартире. Он представил, что это та, дикая и кровожадная фурия сидит во тьме и разговаривает с ним, протягивая к нему окровавленные когти и скаля острые зубы с застрявшими между ними кусками человеческого мяса. Он попятился и, наткнувшись на стулья, упал на них, выставив перед собой руки для защиты на случай нападения. Сердце его выскакивало из груди, и его всего трясло, как от холода.— Н-не подходи ко мне, — с трудом вымолвил он, стуча зубами — Говори, чтобы я знал, где ты находишься.— Пока я в своём уме, я ничего тебе не сделаю, — с тоской проговорила Светлана. — Но, боюсь, это уже ненадолго. Сколько сейчас времени?— Понятия не имею, у меня нет часов, — он стал успокаиваться, слыша её нормальный голос. — А зачем тебе?— Точно не знаю, но, может быть, это произойдёт в полночь.— Не может быть, а точно. Мне Семён Карлович сказал. Он, кстати, так толком и не объяснил, почему они так спешат. Ты, случайно, не знаешь?— Ох, Егор, не заставляй меня страдать — простонала она. — Ну не могу я тебе ничего рассказывать, как ты не поймёшь! Поздно уже, все рухнуло и прахом пошло, а если расскажу, будет ещё хуже!Ты не тешь себя надеждой, что сила в знании. Нет, иногда как раз лучше наоборот, когда ничего не знаешь или не видишь. Тогда ты не боишься. Представь, что ты идёшь по бордюру тротуара, идёшь спокойно, не волнуясь, что упадёшь, и не падаешь. А скажи тебе, что на самом деле этот бордюр находится на стометровой высоте от земли, — и все, ты обязательно свалишься и разобьёшься. Если бы ты знал, что он так высоко, то и не полез бы никогда, понимаешь? Так и я не стала тебе ничего рассказывать…— А почему Закревский со мной в темноте разговаривал?— Этого я не знаю. Я его сама никогда не видела и не слышала. Но не исключено, что по той же самой причине — не хотел, чтобы ты сильно испугался и что-нибудь не испортил.— Точно, вспомнил! Он сам говорил, что не хочет, чтобы я умирал прежде, чем отдам ему твою душу. Он что, действительно такой страшный?— Не доставай меня, богом заклинаю! — взмолилась, чуть не плача, Светлана. — Давай о чем-нибудь другом поговорим или… хочешь любовью заняться?— Издеваешься?— А что такого? Все равно никто не видит. Кстати, в тот раз мне очень понравилось.— Ты не первая и, надеюсь, не последняя такая, — усмехнулся Егор. — Но сейчас мне не до любви. Расскажи мне лучше о графине Раевской.— А откуда ты о ней знаешь?— Пока я бегал от этих бандитов, многое пришлось узнать. Я, кстати, и в этой комнате уже не в первый раз.— Не верю!— Ха! Вот те крест! — он перекрестился в темноте.— Хотя да, у меня тоже какое-то смутное ощущение, что я здесь уже когда-то была, а ведь точно знаю, что нахожусь тут впервые.— Это твоя душа со мной тут была! — радостно догадался Егор. — Она и запомнила. И вот ещё что: нужно глянуть под тахтой, может, там выход есть. В тот раз я, кажется, её не отодвигал, когда люк искал.— Тебя тогда тоже замуровывали? — ужаснулась она.— Долго рассказывать, вставай.Он включил фонарик и сдвинул с места тяжёлую тахту. Сердце его радостно ёкнуло, когда тонкий лучик высветил на полу очертания квадратного люка в линолеуме. Как же он тогда не догадался, идиот?— Подержи фонарь, — он отдал ей фонарик, опустился на корточки и стал ощупывать ровные прорези, пытаясь подцепить края пальцами, потому что ни ручек, ни скоб там не было. Потом метнулся к груде стульев и нашёл обломок ножки с острым концом. Ему удалось приподнять один край, и через минуту вся крышка люка лежала на полу, а дыра зияла темнотой и из неё противно тянуло сыростью и плесенью. Светлана посветила туда, и они увидели прогнившую деревянную лестницу, уходящую вертикально вниз, в густой мрак, который не мог пробить слабый лучик маленького фонарика.— Ну, кто первый полезет? — торжествующе спросил он.— Куда? — опешила она. — В эту ужасную дыру? Благодарю, но я уж лучше здесь побуду.— А вот этого, девочка, ты не дождёшься, — вкрадчиво улыбнулся он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58