– Посмотрим, – произнес Кэлли с ноткой раздражения.
– Что ж, подумай об этом, – сказал Доусон.
Всем своим тоном он намекал на немотивированность и бессмысленность преступления. Убийство ради убийства, для развлечения. Доусон был склонен думать прямолинейно, идти по кратчайшему пути, и, как правило, наиболее логичному.
– Посмотрим, – повторил Кэлли, покачав головой.
* * *
Обратно они поехали отдельно друг от друга, но прибыли с разрывом всего в несколько минут. Кэлли просматривал донесения на своем рабочем столе, когда вошел Доусон. Закрыв дверь, он прислонился к ней, выражая одновременно и почтительность, поскольку стоял в дверях, и вызов, ибо он перекрывал Кэлли выход.
– Я сержант, а ты инспектор, – сказал Доусон. – У низшего чина есть свои привилегии. Скажи мне, что я должен думать.
– А что ты сказал Протеро?
– Что ты наводил справки. Ему нравится такая тарабарщина. Это позволяет ему почувствовать себя полицейским.
Кэлли сортировал листки донесений.
– Мы должны быть твердо уверены, – сказал он.
– Хорошо, – согласился Доусон. – Только не говори мне, будто ты не слышал, что люди убивают друг друга без особых на то причин. – И как будто это имело отношение к их разговору, к их спору, добавил: – Ты ведь заезжал к Элен, не так ли?
Кэлли поднял взгляд на коренастую фигуру, обосновавшуюся у дверного косяка. Доусон ответил ему едва заметной ободряющей улыбкой.
– Я бы не относился к нашему сыскному делу столь серьезно, Майк. Это просто одна из возможностей зарабатывать на жизнь.
– Тебе виднее, – пожал плечами Доусон.
Он не пытался убеждать. Это был укоряющий, немного язвительный тон мужчины, решившего жить в одиночку и менять женщин каждый сезон. Опыт научил ею никогда не стоять на месте, сохранять активность, заинтересованность.
– Сколько же это длится? – добавил он. – Полтора года? Или даже два? А я-то думал, что ты уже начал наслаждаться свободой.
Коротким взглядом Кэлли просигналил ему: остановись.
– Торжество надежды над горьким опытом, – сказал Доусон, отталкиваясь плечами от косяка, но не продвигаясь вперед в комнату. Он был похож на человека, готового в любой момент ретироваться. – Такое, конечно, случается. Вопрос лишь в том, насколько часто? Если ты взвесишь все шансы, что, по-твоему, ты получишь? Надеешься, что соотношение окажется лучше, чем десять к одному?
– Чувствую, что ты в хорошем настроении, – сказал Кэлли. – Заткнись-ка.
– Как-то была у меня одна девица. Я как на грех в то время выпивал, а мамаша у нее должна была довольно регулярно лечиться от запоев. Ну и я ее, конечно, нервировал. Мы с той девицей встречались, ох, так или иначе, едва ли не каждую ночь в течение года. А потом даже прожили вместе несколько месяцев. У нее была красненькая родинка вот прямо здесь, – и Доусон показал, – в укромном местечке. Очень это меня разжигало. Но мои выпивки ей осточертели, и она от меня ушла. Я распустил нюни. Умолял, просил, угрожал, обещал до гробовой доски завязать с выпивкой... Ну, словом, она решила дать мне еще одну попытку. Но это было совсем не то же самое, что раньше. Я-то думал, что все будет по-старому, но нет! Слишком многое куда-то подевалось, – ты же понимаешь, между ее уходом и возвращением. – Пристальный взгляд Доусона миновал голову Кэлли, как будто он высмотрел что-то интригующее в одном из окон на противоположной стене. – Салли ее звали. Или Сюзанна? Ну что-то в этом роде.
Кэлли очень аккуратно положил бумаги на стол.
– Я не желаю говорить на эту тему, – сказал он.
– Ну нет так нет, ладно, – улыбнулся Доусон. – Я просто подумал, что это может оказаться неверным шагом, понимаешь? Видишь ли, если она скажет «нет», то ты будешь по уши в дерьме, а если она скажет «да» и это все обернется очередной ошибкой, ты опять же окажешься в дерьме. Ведь прежде всего, для разрыва должны были быть какие-то основания. А с чего бы им исчезнуть? Это просто что-то вроде временного умопомрачения. Ты думаешь, что тебя изменили к лучшему несколько месяцев или лет опыта и самопознания, – и вдруг возвращаешься к старой песенке: «Я сделал, а ты не сделала, почему ты всегда так...» Ну, ты же знаешь, как это бывает. Я просто никак не возьму в толк, неужели люди действительно могут так сильно измениться? А почему бы тебе не позвонить Протеро?
Кэлли поднял трубку внутреннего телефона.
– Ты ублюдок, Доусон, – без всякого выражения заметил он. – И твоя седая старая мамаша, видно, сосала сучье вымя.
– Ничего другого ты и не мог бы мне сказать, – кивнул Доусон.
* * *
Лайонел Протеро имел пристрастие к чинам. Ему нравилась сама идея иерархии, и ему нравилось, что у него тоже был кое-какой чин. Когда Кэлли вошел в его кабинет и сел в кресло, ему несколько мгновений пришлось смотреть на затылок Протеро, возвышавшийся над спинкой начальственного кресла.
– Ну так что мы здесь имеем, Кэлли? – спросил Протеро и, выдержав секундную паузу, повернулся в кресле лицом к инспектору.
«Не верю я, что у тебя на уме именно это», – подумал Кэлли. А вслух он сказал, тщательно избегая слова «сэр»:
– Убийство на Оксфорд-стрит.
– Девушка, – констатировал Протеро. – Безымянная и безвинная.
– Насколько нам пока известно.
– Я вас попрошу! – приподнял ладонь Протеро. – Что вы надеетесь раскопать? Она что, была главой наркомафии? Или, может быть, боевиком в сети организованной преступности?
– Мы еще этого не выясняли. Мы не знаем, что сумеем найти, потому что еще не...
– А может быть, это что-то семейное? К примеру, она подала своему муженьку подгоревший гренок, а? Или, скажем, купила не тот сорт кофе. А он присмотрел подходящую крышу на Оксфорд-стрит, дождался удобного случая, залез туда со скорострельной винтовкой да и проделал ей в спине дыру размером с кулак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147