След немного поблек, но сам он все еще выглядел как человек, недавно избежавший линчевания. Они выделили ему рабочий стол в углу полицейского участка с видом на автостоянку, ограниченную с трех сторон линией кипарисов, а позади них открывались низменные сырые луга, пересеченные ручьем.
Крис Буллен положил на его стол несколько папок. Кэлли не слышал, как он подошел. Легко нападать из засады на людей в общедоступном месте.
– Здесь свидетели, – объяснил Буллен, – и осмотр домов. И первые из идиотских писем.
– Есть что-нибудь? – спросил Кэлли.
Буллен превратился в мистера Свидетеля, в мистера Интервьюируемого.
– Я услышал какой-то стук. Я увидел, как она упала. Я думал, что это заводится машина. Я запирал свою машину. Я не надел очки. У него были темные курчавые волосы, большие мускулы, вокруг головы лента от пота, грудь голая, и он нес несколько ручных гранат и скорострельную винтовку. – Буллен сделал паузу, чтобы посмеяться, а потом спросил: – С вами все в порядке?
– Я простудился, – ответил Кэлли.
– Это нам всем угрожает, – улыбнулся Буллен и двинулся обратно в свой кабинет. – Все, что вам потребуется...
Кэлли пролистал сообщения. Все они говорили об одном и том же. И письма тоже.
«...Женщина – это средоточие зла и болезней, и я рад, что убил ее, она была развратницей и заслужила умереть...»
«...Известно как место греха, и когда для пьянства и азартных игр появляется больше мест, чем для службы Господу, никто не должен удивляться, что...»
«...Расскажу вам о том, как я убил их. Этот пистолет – однозарядный маузер, выданный мне, когда я работал на ЦРУ в качестве террориста в...»
«Мы на торфянике».
Больше в этой записке ничего не было. Кэлли посмотрел на нее. Он вспомнил свою последнюю мысль, пришедшую ему в голову перед тем, как он заснул прошлым вечером: где ты живешь? Это была мысль, вызванная дремотой, когда сон уже почти рядом. В ней смешались два события, и дремота упростила их, предположив, что этот снайпер и лондонский убийца должны быть одним и тем же человеком. И что ему нужно найти какое-нибудь место хотя бы для ночлега. А если два человека... могло ведь быть и так, а?
Кэлли снова посмотрел на эту записку. Крупные буквы, синяя шариковая авторучка, три слова. В ней было все небрежное правдоподобие записки, пришпиленной кнопкой к двери какого-то пустого дома. Никакого смысла оставлять ее, если бы она не означала то, что в ней сказано.
* * *
Рекламная открытка, которую Доусон раздобыл в галерее Портера, объявляла о новой выставке и упоминала о частном просмотре. Поскольку это не было приглашением, время не указывалось. Насколько Доусон понимал, подобные события происходили между шестью и восемью часами вечера, поэтому он разделил этот интервал пополам.
На боковой улочке в половине квартала от галереи оставалось место для стоянки, рассчитанное на два автомобиля. Доусон проехал мимо него, намереваясь дать задний ход и поставить туда машину. Но тут какой-то кремовый «порше» свернул и припарковался, оставив по половине длины автомобиля с каждой стороны. Доусон слегка просигналил, но двигатель «порше» уже заглох, и фары погасли. Он подрулил почти к концу улицы, поставил там машину и отправился обратно. Высокая светловолосая девица вылезла из «порше», бросив полную горсть косметики обратно в сумочку на плече. Она откинула рукой волосы со лба и повернулась на каблуках. Всю дорогу до галереи Доусон наблюдал, как она шла, покачивая бедрами. Потом толчком распахнула дверь, и он приостановился, чтобы не получить удара по лицу.
Люди стояли, повернувшись лицом к центру комнаты, непринужденно болтая и высматривая знакомых или тех, на кого стоит посмотреть. Это выглядело достаточно логично, поскольку в комнатах, полных народа, не стоят, подобно осажденному войску, спинами к центру, а лицами к врагу, чтобы отразить натиск. Логично, но неправильно. Картины висели вокруг них по стенам, словно простолюдинки, танцующие на улице.
Доусон взял бокал вина и совершил экскурсию по выставке, поскольку ему не пришло в голову, что тут можно делать еще. В начале своего второго обхода он наткнулся на ту блондинку. Она была потрясающе хороша: водопад волос пшеничного цвета, падающий больше на одну сторону, глаза с поволокой, крохотная родинка над верхней губой.
– Вы знаете этого художника? – спросил Доусон.
Она смотрела на него некоторое время, словно медленно переводила его фразу, и ответила:
– Нет.
Она подняла руку, держа в ней незажженную сигарету. Пока Доусон обшаривал карманы в поисках спичек, она убрала сигарету обратно в пачку, а пачку – в сумку.
– Могу я предложить вам бокал вина? – спросил он.
Она улыбнулась, а потом ее улыбка расширилась и она негромко рассмеялась.
– Слушай-ка, – сказала она, – отвали. Хорошо?
Он вернулся к бару – длинному столу, покрытому белой скатертью. Служебное помещение было как раз за ним. Какая-то женщина обновляла целую кучу отпечатанных на фотостате прейскурантов картин.
– Где бы я мог найти Ральфа Портера? – спросил Доусон.
– Вот там, – она кивнула в направлении беседующей троицы: двоих мужчин, один из которых был в таком дорогом костюме, что он всегда должен выглядеть помятым, и длинноногой женщины, которая по какой-то причине была в шляпе. Доусон встал рядом, превращая этот треугольник в кривобокий крест.
– Ральф Портер? – вопросительно проговорил он.
Портер оказался более высоким из этих двух мужчин, на нем был костюм куда более шаблонного покроя, хотя он и привнес в него фатовской штришок, засунув шелковый носовой платок в рукав пиджака. У него было широкое лицо с мясистой нижней челюстью, густые темные волосы, зачесанные назад, и кустистые брови, похожие на птицу, как ее рисуют дети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147