дул легкий ветерок. Вторая машина остановилась следом за первой, тоже в полной тишине, последние несколько ярдов она, видимо, катилась по инерции, с выключенным двигателем. Из второй машины выбралось несколько человек. В тот же самый момент из будки диспетчера тоже стали появляться люди с автоматическим оружием.
В первой машине был только водитель. Он огляделся и беспокойно заерзал, а потом понял, что происходит, почему и кто перед ним. Он выскочил наружу, но было уже поздно. По нему открыли огонь длинными, размеренными очередями, надвигаясь на него. Машина дрогнула, пробоины мгновенно усеяли корпус, стекла треснули и рассыпались.
Водитель стоял в нескольких футах от машины. Тело его болталось из стороны в сторону под градом безжалостно впивающихся в него пуль. Казалось, невидимые руки толкают его то в одну, то в другую сторону, швыряют на землю, рывком ставят на ноги; он покачивается на носках, наклоняясь вперед, потом, завалившись назад, балансирует на пятках. Кровь хлещет, словно из шланга, пытаясь сбить его с ног.
Автоматчики шли на мишень с бесстрастными лицами, не сводя с нее глаз. Невозможно было представить себе, что он еще жив, но он по-прежнему стоял прямо, по-прежнему двигался, яростно размахивая руками, при этом ноги его лихо отплясывали какой-то сумасшедший танец. Когда стрельба стихла, тело шмякнулось на мостовую, словно разделанная мясником туша. А потом наступила тишина. Когда остальные уже отвернулись, один из автоматчиков пнул мертвое тело ногой и сплюнул на него, демонстрируя сицилийское презрение к мертвому врагу.
Так он и остался лежать. Сонни Корлеоне, погибший на эстакаде.
* * *
Чарли Сингер сидел у телевизора, включенного на полную громкость. Шум, сопровождающий убийство Сонни, заглушал звуки, проникающие сюда со всех сторон через деревянные перегородки. Почти две недели Сингер провел в отеле, выходя лишь за тем, чтобы купить продукты или перекусить в замызганном кафе неподалеку от станции. Только раз или два, когда становилось невмоготу от доносившегося до него шума или казалось, что стены комнаты вот-вот раздавят его, он выбирался в кино, стараясь обрести в темноте чувство безопасности, но, не в силах совладать с собой, дрожал при мысли, что они могли идти за ним по пятам по улице, потом в кино, и вот сейчас один из них сидит позади, так близко, что может до него дотронуться, а остальные поджидают его на улице.
Большей частью он выходил ночью. Девушки были повсюду: у светофоров, в боковых улицах, они постукивали каблучками по асфальту, усеянному ими же выброшенными окурками. В неясном гуле, доносившемся из-за стен, который он старался заглушить при помощи старых фильмов, телеигр и пестреющих сценами насилия выпусков новостей, можно было различать глухое ворчание, вой, притворное наслаждение, подлинную боль, поддельное вожделение, злость, негодование, нетерпение, мычание, вздохи, ярость, смех — и все это сливалось в неумолимый ритм, не оставляющий сомнения в том, что здесь совокупляются человеческие существа. Клиентами были в основном приехавшие на деловые встречи бизнесмены. Девицы словно пропускали их через сборочный конвейер.
* * *
Аль Пачино поднимался в горы где-то в Сицилии в сопровождении державшихся чуть поодаль телохранителей с винтовками. Холмы, пыльные дороги, стены, сложенные из камней, — лиричный, навевающий спокойствие пейзаж.
До него донесся женский голос: «Как тебе хочется? Делай все, что тебе хочется». Через стену женщину было так отлично слышно, словно она находилась здесь, за напускным бесстыдством, как за слоем грязи, скрывалась усталость.
Чарли Сингер сломал печать на горлышке бутылки с шотландским виски и подумал: «Если когда-нибудь мне и случится еще раз трахнуться, это будет не скоро. Хорошо бы переехать куда-нибудь, но трудно найти более подходящее место».
Для Валласа Эллвуда тоже трудно было отыскать лучшее место. Он сидел в одном из ресторанчиков неподалеку от того спортивного зала, где закончил свою жизнь Рональд Мортон. Вечер был теплый, и девушка, с которой он пришел, предпочла столик в саду; место было выбрано с соблюдением всех предосторожностей: в самом глухом уголке сада, подальше от окон. Посреди сада стояло одинокое дерево, в убранстве ярко светящихся веток и листьев. Девушка склонилась над меню, и отблеск неонового пламени заиграл у нее на волосах.
Энни Роланд работала секретарем Хилари Тодда. Сразу после разговора с шефом Эллвуд позвонил ей. Он шел на риск — и знал об этом, но он видел ее несколько раз вместе с Хилари и внимательно к ней приглядывался, как приглядывался к каждому, чья жизнь могла повлиять на его собственную. Он заметил, что Энни работоспособна, осмотрительна, чрезмерно энергична, а иногда и агрессивна.
Энни заказала артишок, потом бифштекс и подняла бокал с вином. Она едва взглянула на Эллвуда с тех пор, как они уселись за столик. В конце концов она произнесла:
— Вы по уши увязли в дерьме.
— Я знаю. — Он заказал это вино, чтобы произвести впечатление. И когда сделал глоток, был сам поражен его вкусом.
— И что же вы хотите?
— Вы сами знаете.
— Хотите, чтобы я догадалась?
— Пожалуй, да.
— Вам нужен материал на Хилари Тодда. У вас проблемы, вы вляпались в историю. Вам это не нравится. И вы видите лишь один выход из создавшегося положения. Вообще-то говоря, это вопрос времени.
— Неужели все настолько плохо? — спросил Эллвуд, как мог непринужденно. Он должен выяснить, что ей известно.
— Задание, порученное вам, далеко не простое. Это все знают. Но отчаиваться из-за этого не собираются. Хотя кое-кто из наших в Европе уже почувствовал на себе холодные ветры и опасается настоящей бури.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125