— Спаси меня, Сэм. У меня в голове какая-то чертова мешанина!
* * *
— Он съехал отсюда!
— Только на время, — возразил Паскью. — Но это не означает, что он не вернется.
Они выбирались на машине из города, поднимаясь навстречу гряде холмов. Дома попадались все реже; город хоть и разросся, но не настолько. У самой обочины два пони постукивали копытами, запертые в загоне.
— Что ты собираешься делать?
— Попрошу Роба Томаса звонить утром и вечером. Быть может, ему повезет.
— Если Чарли в бегах, спасается от старых долгов, он вряд ли станет подходить к телефону.
— Обычно люди отвечают на звонки. Ведь новость может оказаться и радостной.
— Или печальной, как сообщение о смерти.
Они по-прежнему ехали вверх, двигаясь по ответвлениям основных магистралей, по обе стороны дороги тянулся лес. Ветер не только не стихал, но завывал все громче.
— Впрочем, не исключено, что Чарли дожидается нас в Лонгроке.
— Думаешь, это Чарли?
— Не знаю.
— Ты ведь был совсем близко от него. Вы дрались, когда он пытался тебя убить.
— В принципе это мог быть и Чарли. Грим сбил меня с толку. К тому же мы столько лет не виделись. За этой размалеванной физиономией мог скрываться кто угодно, но вот...
— Тебе показалась знакомой какая-то деталь?
Паскью какое-то время силился вспомнить свои ощущения, потом пожал плечами.
— Пожалуй, нет.
— Чарли всегда был себе на уме, — сказала она. — И такой скрытный!
— Неужели?
— Да, — ответила она. Паскью огляделся по сторонам, затем посмотрел на Софи и удивился, заметив легкую улыбку у нее на губах.
— Его трудно было понять.
— Любого человека трудно понять. Это доказано самой жизнью.
— Ты имеешь в виду Карен?
— Я имею в виду любого.
В послеполуденном свете видно было, что гряда тянется до букового леса и заканчивается голым, без всякой зелени откосом. Ниже виднелась молодая хвойная поросль, а под ней — крохотная лужайка.
— Мы едем к Лори домой, — догадалась Софи.
— Да, мы едем к Лори домой.
* * *
Лужайка была обнесена проволочной оградой, к которой почти вплотную подходили беспорядочно растущие деревья, — к двум из них были приколочены указатели. В отдалении тянулись ангары, а слева — приземистые блоки административных зданий; главный вход находился по другую сторону этого комплекса — за две мили отсюда или больше. Софи вышла из машины и приблизилась к ограде.
Через некоторое время Паскью опустил стекло.
— Поехали, — предложил он.
Софи повернулась к нему, оттолкнувшись спиной от спружинившей ограды, и заговорила. Ветер доносил ее слова:
— До чего же мы были глупыми! Невероятно глупыми! И совсем не потому, что делали это, а потому, что надеялись таким образом что-то изменить. Ну разве не глупо, Сэм? — Он притворился, будто не слышит, но она продолжала, зная, что это не так: — Мы выводили из строя их грузовики, малевали лозунги на зданиях, играли в салочки с часовыми и сторожевыми собаками, перерезали провода коммуникаций, подожгли это чертово административное здание, помнишь? И все это ради такой чепухи, как «правое дело». Полный идиотизм!
— Залезай в машину, — сказал Паскью.
— Мы надеялись — это что-то изменит. Нет, скажи, мы и в самом деле надеялись? — Она взмахнула руками, словно отбрасывая от себя все их прежние идеалы, замыслы, радужные надежды на возникновение нового мира. — Он отвернулся, но слова ее доносил ветер, голос звенел от волнения. — Какими же грешниками мы были! О каком дерьме толковали, насквозь пропитанные ЛСД! О вонючем дерьме, Сэм! Господи Иисусе, ведь мы могли просто весело проводить время. Делать все тоже самое, только для развлечения.
Паскью посмотрел на нее. Она обмотала шею шерстяным шарфом, который взяла у него, о чем он вспомнил только сейчас. Ветер играл его обтрепанными концами, швыряя их Софи в лицо.
— Я не пойду туда. Не пойду к дому Лори, — сказала она наконец.
* * *
Дома военнослужащих стояли рядом с холмами, вытянувшись в длинную линию на достаточном расстоянии один от другого, чтобы можно было жить свободно во всех отношениях. На задворках заросли бука подступали к участкам возделанной земли. Гости могли проехать по узкой щебенчатой дороге, миновать двойные ворота, ухоженные лужайки и звездно-полосатое полотнище на флагштоке. Это был один путь. Еще можно было поставить машину около забегаловки, на обочине шоссе, рядом с телефонной будкой, и пешком пройти по щебенчатой дороге до тропинки, пролегающей среди зарослей бука. Отсюда виднелись задние стены домов, стеклянные двери, окна, можно было различать людей в столовых и спальнях и даже еду на тарелках, если вооружиться биноклем.
Паскью протянул руку шедшей следом за ним Софи, помогая ей взобраться на склон, туда, где тропинка переходила в дорогу. Софи побледнела, губы ее были плотно сжаты. Но стоило им пройти несколько ярдов, как она, пробормотав что-то, оказалась впереди Паскью и повела его за собой.
Лори жила когда-то в четвертом по счету доме. Софи остановилась перед ним и стала заглядывать в окна.
Паскью вспомнил:
— Я заметил ее в окне спальни. А потом она вдруг оказалась снаружи. Последнее время, когда я думал об этом, окно представлялось мне сценой. Знаешь, как будто занавес раздвигается каким-то механизмом, и она появляется на сцене, играя главную роль в спектакле. А потом оказывается снаружи... — Он помолчал, напрягая память. — И вот она уже среди зрителей. Это было как во сне.
— Да что ты говоришь? — рассмеялась Софи. — А я помню такие подробности, что ты и представить себе не можешь. Помню, как она умирала прямо у меня на глазах. Помню, как я взлетела с веток дерева и находилась в полете всю ночь, а Лори там, внизу, отделенная от меня несколькими милями, лаяла по-собачьи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125