Вот и сейчас, шагая рядом с другом, перебираю их, будто католик четки.— Далеко еще? — осведомился я, вытирая ладонью со лба обильный пот. — Говорил — два квартала от трамвайной остановки, а мы, по моему, все четыре отмахали.— Это тебе показалось — четыре, на самом деле — полтора… Дойдем до угла, повернем направо и — у цели… Отдохнуть не хочешь?Еще бы не хотеть!К вечеру жара немного схлынула, зато навалилась адская духота. Старожилы говорят, что не упомнят в прошлом такую погоду. Обычно, после обеда наступало облегчение — с гор тянул освежающий ветерок. Из домов на бульвары или на выставленные у калиток лавочки выползли бабушки и дедушки, молодежь осваивала сады и парки.Короче, наступала благодать.В это лето все переменилось…Присели мы с Ваютиным на огромный камень возле кокетливо выпиленной и ярко раскрашенной калитки. Помолчали. Возвращаться к теме похищенного удостоверения не хотелось — она, можно считать, отработана.— Знаешь что, Витюня, давай испробуем вариант прямоты — спросим проводницу об её исчезнувшем бывшем муже. Дескать, проводим расследования возможного его похищения или даже убийства. Вот и заглянули за информацией.— Крепко сшито, — одобрил мою идею Ваютин. — Какая она — трепливая или молчунья?— А я откуда знаю?… Билеты, пожалуйста, попейте чайку — вот и все общение. Больше сидела в своем закутке. Один раз ходила с милиционером, когда тот проверял у пассажиров документы…— Милиционер? Один? — так и подскочил Ваютин. — Может ощибаешься?— Как же я могу ошибиться, если догнал его в соседнем вагоне, пред»явил удостоверение и разговаривал…Витюня одарил меня очередной сожалеющей улыбочкой. Будто воткнул иголку. Я сразу прозрел. Господи, во что превратился опытный сыщик! Ведь подозрительная проверка паспортов одним сотрудником милиции должна была меня насторожить. Вместо этого — развесил уши и мурлыкал сытым котом, которого погладили по жирной спинке.— Чувствую — дошло, — удовлетворенно прокомментировал идиотское выражение на моем лице, Витюня. — Значит, какие-то проблески умишка сохранились.Я покаянно молчал. Да и как не каяться в непростительной даже ддя стажера оплошности. В Подмосковье милиционеры в наше смутное время ходят только парами, а то и втроем. А уж на Кавказе, охваченном волнениями и чеченской войной, — тем более.Появились смутный, размытый силуэт ещё одной версии.— Ладно, переморгали, — смилостивился строгий критик. — Возьмем на вооружение. Завтра же запрошу о проверке в твоем поезде…— И поспрашиваем о странном милиционере проводницу, — охотно подхватил я, радуясь отсутствию «иголок». — Может быть, припомнит… Если, конечно, пожелает…— Годится, — снова одобрил Витюня. Словно смазал лечебной мазью царапины от его «иголок». — Отдохнул? Тогда не будем терять времячко…Мы двинулись к перекрестку. Высохший за время короткого отдыха пот, снова «заработал» в полную силу, обильно смачивая лоб, стекая ручьями по телу и застилая глаза.Неожиданно из-за угла, ковыляя по разбросанным на дороге камням, выползло «такси». В салоне, рядом с водителем, восседает… Ларин. В белой безрукавке, чисто выбрит. Заметил меня и сделал вид — не узнал. Даже отвернулся, скотина.Я остановился. Внутри ожил надоедливый червячок и принялся толкать хозяина мокрым носом.— Что случилось? — забеспокоился Ваютин. — Очнись, Славка… Что с тобой?— Ларин, — выдавил я с трудом. — В машине — Ларин…— Быстро, побежали!Заковылял Ваютин не за машиной — к видневшемуся вдали приземистому серенькому домишке с роскошным цветником перед фасадом. Я — за ним. За полчаса осилили остающиеся полквартала.Возле калитки — заплаканная девчушка лет тринадцати.— Дом Тиберидзе? — одолев одышку, с ходу включился Ваютин.— Да…— Ты — дочь Надежды Семеновны?Повторить «да» не хватило сил, девочка ограничилась кивком. И — заплакала.— Где мать? В доме?— Увезли… Скорая помощь…— Когда?Этот вопрос можно не задавать — за угол заворачивала машина «скорой помощи».Я обессиленно опустился на скамейку рядом с дочерью проводницы. Ваютин устроился с другой стороны. Кажется, его охватило такое же волнение… Неужели, новое убийство?— Успокойся, — Витюня достал из кармана носовой платок, вытер слезы, текущие из глаз ребенка. — Нам нужно с тобой поговорить…Постепенно девочка пришла в себя, перестала плакать и стала отвечать на наши вопросы. Едва слышно, неуверенно.Оказалось, что во время недолгого разговора с приехавшим «дядей» мать почувствовала себя плохо. По счастливой случайности к соседу-пенсионеру приехала «скорая». Она и увезла женщину в больницу.— Ты не слышала о чем дядя говорил с матерью?— Нет… сидела на улице…Остальное мы с Ваютиным додумали сами. 27 Не в пример глааврачу больницы в Майском, местный эскулап — молодой и решительный. Говорит резко, отрывисто, будто дрова рубит.— У больной Тиберидзе — обширный инфаркт. Никаких свиданий, никакмх допросов. Запрещаю.Ваютин разочарованно спрятал служебное удостоверение. Понял — глухую защиту врача не прошибить, просьбы и настояния отлетают от него, как теннисные мячи от стенки. Да и настаивать глупо: инфаркт не насморк и не головная боль.— Когда она сможет ответить на вопросы?Доктор задумчиво посмотрел в окно. Словно пытался отыскать там ответ.— Трудно сказать. Позвоните через недельку.Для него неделька — минимальный срок, для Ваютина — терпимый, для меня — вечность. До конца пребывания в санатории остается меньше двух недель.Но ничего не поделаешь, пришлось изобразить радостное согласие.Вышли мы из больницы, огорченно повздыхали. Жаль, конечно, проводницу, но её не ударили ножом, не застрелили, не подсунули ядовитое питье, незаметно пройдет неделя, поговорим, разберемся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57