— картинно развел в стороны руки парень. — Устроюсь — напишу…
— И все же — в Мурманск или в Архангельск?
— Скорей всего — в Воркуту… Да ты не растраивайся преждевременно, может быть из этой затеи ничего не выйдет. Как тогда — с пикником. Собираюсь на всякий случай. Встретимся с другом, побазарим, обсудим. Потом уже заскочу за багажом… Ты завтра работаешь?
Ольга Вадимовна вздохнула. Именно на этот обычный вопрос она не находила ответа. В институте — ни расходных материалов, ни пригодного для работы оборудования, электричество отключено, вентиляция — тоже. О какой работе можно говорить? Разве — в насмешку.
— Вечером должны позвонить… Но если ты уезжаешь — я непременно провожу. В случае чего Надежда Викторовна подменит.
— Никаких провожаний! — категорически приказал Родимцев. — К тому же, я сам не знаю, когда и каким видом транспорта. Сказал уже: напишу с места! — помолчал и негромко добавил. — Пока меня не будет, никому не открывай. Поменьше выходи из дому и старайся не отвечать по телефону. Учти, мама, и мне будет спокойней, и тебе.
Ольга Вадимовна, глотая слезы, покорно кивала. Да, буду сидеть в темноте, нет, трубку не сниму, никому не открою… Возражать, доказывать свое, настаивать — нельзя, перед ней — больной ребенок.
Набитая до бочкообразного положения сумка поставлена в прихожей, под висящие куртки и плащи.
— Если можно, сооруди мне, пожалуйста, утром парочку бутербродов с колбаской. Уйду рано на весь день, вдруг проголодаюсь.
Дом, в котором фээсбэшник снял для любовницы однокомнатную берлогу, ничем не отличался от своих соседей. Стандартные пять этажей, панельный, четырехпод»ездный. Особо светиться Родимцев не решился, отлично помнил, что его внешность зафиксирована и у преследующих его бандитов, и у нацеленных шестерок Антона. Неважно из какой они службы: уголовки или госбезопасности.
С независимым видом прогулялся по улице. Ранее утро, добрая половина жителей, в основном, пенсионеры, либо дремлет, либо завтракает.
Выскочит мужик из под»езда, взбаламошено глянет на часы и — рысью к остановке автобуса. Это тебе не прежние времена, когда можно и опоздать и вообще не появиться — хозяин выгонит без согласия профсоюза и предварительных выговоров.
Бабка проковыляет в магазин, прижимая к животу хозяйственную сумку с полупустым кошельком.
На балконе старичок усердно размахивает руками — продлевает при помощи физзарядки короткий жизненный путь.
Дворничиха лениво сметает в кучу мусор.
Детишки торопятся в школу.
Короче, обычное московское утро.
Если бы не подстерегающие Николая опасности, он не обратил бы внимание ни на старичков, ни на детишек. Сейчас все по другому. Замшелые деды и бабки вполне могут подрабатывать слежкой, детишки озадачены местным участковым. Даже на дворняг он поглядывает с опаской — не ищейки ли ментовских пастухов?
Ежеминутно сверяясь с записанными на сигаретной пачке сведениями, Родимцев, убедившись, в кажущейся безопасности, вошел в под»езд. Поднялся на третий этаж, мельком оглядел четыре двери. Три — обшарпанные, с облупленной краской на филенках, одна — Симкина — свежевыкрашенная. Николай ожидал увидеть стальное полотно, обшитое кожей либо дермантином — ничего подобого, обычная дверь нищего жителя.
Вышел на улицу, разочарованно поморщился. Дескать, дали адрес, да не тот.
— От ворот поворот? — смешливо спросила дворничиха, опершись на метлу. — Или — дома никого нет?
— Ни то и не другое. Продиктовали по телефону: дом пятьдесят шестой, а этот — сорок седьмой. Только время зря потерял.
— Так и бывает: не оглядишься поперву — сядешь заместо стула в грязь. Как же ты так опростоволосился, дружище, а?
Женщина снова принялась за работу. Мела, скоблила, не переставая говорить. Николай постоял — отрицательно помотал головой, охотно посмеялся над очередным предположением болтливой бабы.
— Извините, тороплюсь.
— Шагай, шагай, милый. Зазноба, небось, ожидаючи тебя, третью ванну принимает…
Неподалеку от дома — уличное кафе. Ловкий предприниматель выставил прямо на тротуар два столика и восемь стульев. По западному образцу. Авось, поленятся прохожие обходить неожиданно возникшее препятствие, присядут к столику. А юркий официант уже наготове — мигом подаст чашечку кофе, сдобную, собственного производства, булочку, а то и поднесет рюмку горячительного.
Николай поднял воротник ветровки, разлохматил и без того лохматую прическу, занял одно из стульев.
— Что подать? — подскочил официант. — Если голова болит, рюмка — лучшее средство, по себе знаю.
— Кофе и булочку.
Не успел Родимцев сказать — перед ним, будто из небытия, возник дымящийся ароматный кофе и, на отдельной тарелочке, — теплая, только из печи, булочка. Подавальщик остановился рядом, делал вид — выглядывает проходящих мимо клиентов, на самом деле, наверняка, намекает на «предоплату». Отвлечется — парень в ветровке рванет вдоль по улице — не догонишь. Правда, на этот крайний случай рядом дежурят вышибалы, но где гарантия, что успеют догнать?
Родимцев усмехнулся, медленно, красуясь, вытащил подаренный Симкой на день рождения кожаный бумажник. Положил на стол полтинник. Официант, вроде, смотрел в другую сторону, но деньги сказочным образом исчезли в его кармане. Обойдя столики, смахнув с них невидимую пыль, он вошел в помещение. Клиент расплатился, других пока не предвидится, можно отдохнуть.
А Николай, медленно, с наслаждением прихлебывая крепкий напиток, внимательно оглядывал прохожих. Обзор — великолепный! Отлично просматриваются обе стороны улицы, фасадная часть симкиной хрущебы, под»ездная дорога, палисадник, детская площадка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86