В общем, всплывшая наверх биомасса хотела, чтобы ее воспринимали в качестве элиты. А Бегемот в своем издании должен был выдавать соответствующее удостоверение. По существу, он торговал индульгенциями, как вечно пьяный монах-католик накануне Реформации.
Собственно, еженедельник, в котором я тогда служил, являлся новоделом такого же рода. Но наш владелец был бизнесменом-мечтателем и потому хотел влиять, а хозяин Бегемота оказался, судя по всему, любителем красивой жизни, то есть хотел блистать и утирать бегемотовским журналом носы своим недругам и завистникам.
– В общем, он хочет, чтобы журнал стал клубом для своих. Сюда к нам будут приходить знаменитости, а он через них будет обделывать свои черные дела, – ухмыльнулся Бегемот. – А может, ему достаточно будет потереться об их знаменитые бока, чтобы тут же кончить от счастья.
Тут он расплылся в своей фирменной улыбке, от которой девки в нашей школе падали в обморок.
– Ему это действительно так нужно? – удивился я.
Улыбка Бегемота перешла в индюшачий клекот, заменявший ему смех.
– А может, он думает, что у знаменитых баб между ног все не так устроено? – пропыхтел он.
– Поперек, что ли? – хмыкнул я.
И тут же пожалел о своих словах. Не хватало мне еще с Бегемотом обсуждать такие темы – потом стошнит.
Зато Бегемот чуть не задохнулся от счастья.
– Поперек, – задыхался он. – Поперек! Подожди, а это как?
– Ладно, хватит пошлостей, – сурово сказал я, все еще злясь на себя за то, что пошел на поводу у этого скота. Неужели на меня подействовало то, что он теперь начальник и я невольно пытаюсь ему соответствовать, если не сказать хуже? – Давай выкладывай, чего тебе надобно, старче?
Видимо, я вложил в свой голос соответствующие чувства, потому что Бегемот сразу заткнулся. А потом посмотрел на меня оценивающе, и что-то жесткое и злое сверкнуло между его покатым лбом, заросшим кошачьим волосом чуть ли не до бровей, и пористыми, как целлюлитные бедра немолодой бабы, щеками.
– Злой ты стал, Валентин, – вдруг печально протянул он. – Нехорошо. Ты раньше добрый был, в юности.
– В юности я людей за решетку не сажал. Так что…
– Ладно, проехали, – неожиданно четко сказал Бегемот. – Есть предложение. Босс тут раскинул мозгами и придумал такую штуку. Раз, говорит, у нас клуб для избранных, то должны быть люди, которым мы отказываем от членства в нашем клубе.
– То есть?
– То есть мы заводим рубрику «Список нежелательных лиц» или что-то вроде того и печатаем там соответствующие материалы на соответствующих людей. Типа: мы не хотим их видеть у нас потому и потому… А вести эту рубрику за очень хорошие бабки предлагается тебе.
– Спасибо за высокое доверие, – хмыкнул я. И поинтересовался: – Ну и кто же будет составлять проскрипционные списки?
– Я, – не моргнув глазом, сказал Бегемот.
– Ой-ой-ой!
– Ну, мы с тобой, – пожал плечами Бегемот. – Если для тебя это так важно.
– А твой босс?
– А он будет списки смотреть и ставить галочку красным карандашом рядом с фамилией, против которой он не возражает. Ну и что тут такого? А в вашей газетенке разве не так? А на телевидении не так? А везде не так? Ты лучше спроси, сколько я тебе денег положу.
– Да я представляю.
– Чего ты представляешь? А ты представляешь, что можно будет потом брать деньги, чтобы не печатать компромат? Ты представляешь, какие можно будет брать деньги?
Ту т я чуть не сказал ему, что в прокуратуре я мог брать такие деньги, которые ему, толстомордому обалдую, и не снились, но, слава богу, вовремя остановил себя. Не хватало еще перед Бегемотом выпендриваться.
– Я сразу о тебе подумал, – осчастливил меня признанием Бегемот. – Ты же юрист, значит, знаешь, как подать материал, чтобы нас в суд не потащили. А потом у тебя с прокуратуры источники остались, связи. Тебе же это делать – как два пальца…
Признаться, у меня уже тогда был повод поразмышлять над предложением, но спешить нужды не было. Чтобы выиграть время, я коварно предложил выпить. В результате наш первый после долгой разлуки бизнес-ланч закончился тупой пьянкой, которая лишь чудом не переросла в настоящий бардак.
В ответ на мое тихое предложение пропустить по рюмочке Бегемот немыслимо оживился, засуетился и выволок откуда-то из-под себя целый ящик настоящего французского коньяка. Им, насколько я уразумел из показаний Бегемота, расплатилась с журналом за рекламу некая разорившаяся фирма, вынужденная рассчитываться с кредиторами своими активами, а они-то и заключались в ящиках с вином, ликерами и коньяком.
После первой же рюмки стало ясно, что мой ход был абсолютно точен – Бегемот опьянел сразу, в мгновение ока, еще не донеся первую рюмку до рта. Так пьянеют люди, пребывающие в многодневном запое. Мне оставалось лишь влить в него еще немного, чтобы он отключился окончательно. Но, прежде чем отключиться, он проявил себя во всем блеске и великолепии.
Сначала он нудно перечислял, какие актрисы и певицы побывали у него вот на этом самом диване и что он там с ними проделывал.
– У меня тут очередь, как за пивом при Советах, – бормотал он, пуская пузыри. – Но я добрый, я никому не отказываю.
Тут он уставился на меня, икнул и сказал:
– Секретаршу позвать? Давай-давай, она у меня всегда наготове, как пионер… Будь готов – всегда готов… К борьбе за дело коммунистической партии… Нет, ты понимаешь – коммунистической партии! К борьбе! Сейчас мы тут прямо и поборемся, все вместе, а?
– Лучше выпьем, – еле отбился я.
Спорить с пьяным – последнее дело, самое лучшее – попытаться его отвлечь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12