Звон ближе, белесые тени обретают очертания – по лугу, покрытому низким туманом, бредет стадо коров белых-белых, без единого пятнышка.
– Ты получил ответ. "Только бессмертие дарует память, а смертным помнить не дано…"
Огонь, пылающий вокруг демоницы, вдруг хлынул на Скифа угарной волной, от жары ресницы начали скручиваться, как осенняя пожухлая трава под лесным пожаром.
* * *
– Чего орешь, чего дергаешься, командир? – потряс его за плечо Засечный.
Скиф открыл глаза и удивленно осмотрелся.
Машина стояла на парковке посреди лужи, которая набежала от талого снега. Новая банда мойщиков с тряпками орудовала вокруг.
– Запомни сон, – сказал Скиф, – а то в голове туман находит… Шахта какая-то и белые коровы рядом пасутся.
– Ты уже с этими снами свихнешься скоро.
– Я это и сам чувствую.
– Значит, ты ,не совсем еще того, если себя контролируешь…
Засечный отвернулся и глянул на панораму города.
С десяток церковных куполов золотились над деревянными домишками.
За мостом через Оку они свернули на кривую улочку и пошли лавировать на "Мерседесе" между вкривь и вкось теснящихся избенок, загоняя пешеходов в глубокие лужи.
* * *
Изба отца Мирослава понуро стояла посреди огромной лужи. На веревках плескалось по ветру влажное белье. Весь мусор, что прежде был укрыт снегом, выплыл наружу.
– Аль не признаете, Марья Тимофеевна?
Хозяйка с тазом, полным белья, подслеповато прищурилась.
– Василий Петрович?
– Он самый, – улыбнулся Скиф.
– Принимайте гостей, – сказал Засечный.
Он повсюду был как дома.
– А батюшка наш на службе в церкви.
– Надолго? – спросил Скиф.
– Да, должно быть, скоро и отпоют свое.
У сожительницы Мирослава каким-то счастьем лучились глаза, как это бывает с беременными немолодыми женщинами.
– Мирослав-то наш Станиславович – снова батюшка! – с утешением в голосе произнесла она. – Владыка их простили и из запрета вывели.
– А когда он по мирскому понятию батюшкой станет? – улыбнулся, скашивая глаза на ее живот, Засечный.
– Да к весне нужно ждать.
Ждать пришлось недолго. Вернулся хозяин и встретил их хлебом и солью.
Скиф порывался рассказать, зачем они приехали, но Мирослав остановил его:
– То, что приехали, неудивительно мне. С утрева знал, что приедете. В моем сне все о том было сказано.
– В каком еще сне? – вытаращился на него Скиф.
– По осени сон меня вещий посетил. Полностью его вспомнить никак не могу, а таки все дела по нему делаются… – Мирослав тяжело вздохнул и, обратив свой взор к иконам, принялся за молитву.
Потом все чинно хлебали деревянными ложками из деревянных чашек. Только после этого позволил им Мирослав говорить о деле.
Он слушал рассказ Скифа и согласно кивал головой, будто заранее знал, о чем он дальше расскажет, и, заметно волнуясь, теребил отросшую бороду.
– Дело ваше трудное и кровушкой помеченное, – вздохнул он, выслушав рассказ до конца. – Только зря вы от помощи разбойника Ворона отказались.
Был этот разбойник в моем сне том треклятом.
– Поехали с нами, Мирослав, – сказал Засечный. – Покажешь дорогу к обители монаха Алексеева.
– Какой он тебе монах – даже не послушник еще!
Худо ему – ветром качает. Таких только перед смертушкой постригают.
– Вот это номер! – присвистнул Засечный и тут же сам перекрестился на иконы. – А нам он живой и здоровый на дело нужен.
– Вы бы рассказали еще раз толком, не так путано.
Скиф быстро пересказал ему историю с похищением и спросил:
– А тебе полковник Романов не звонил?
– С чего бы ему звонить, когда я таких не знаю.
– Во-о, номер! – удивился Скиф. – А кто тебя направил к нам в поезд, когда из Одессы в Москву ехали?
– В Одессу я ездил по делам монастырским. В тамошней консистории один благочинный батюшка попросил меня оказать конфиденциальную услугу русским братьям, возвращающимся с полей сербских.
– Так я и поверил, все попы – гэбэшники, – брякнул Засечный и снова перекрестился. – Без разрешения чекистов они даже в колокола не бухнут.
– Зря вы так, – скосил на него кроткий взгляд Мирослав. – Весь мой род был православный, я же говорил вам. Мужчины шли всегда в монахи или священники. Нашему роду разрешения властей не требовалось.
– Ну ладно, не ко времени ты, Семен, затеял этот разговор. Поехали, Мирослав, к Алексееву. Повидаемся хоть напоследок, может быть. Нам бы еще парочку людей, мы бы всю Украину прочесали. Был у нас казак Лопа, да где его теперь искать.
– А зачем его искать? В Почайске их последняя предмосковная станица, он почти всегда там с казачками гуляет. Я его на прошлой неделе видел. Его ребята мою православную типографию и воскресную шкоду теперь на охрану добровольно взяли. И монастырь в обиду не дают.
Завидя, что гости так быстро собираются в дорогу, Марья Тимофеевна даже руками всплеснула:
– Вы только батюшку моего никуда не завезите.
В молодые годы он горазд был на приключения. Грех нерожденное дитя сиротить.
– Вернем его вам в целости и сохранности, вашего отца и батюшку, – сказал Скиф.
После церемонного прощания с хозяйкой они выехали по кривым улочкам опять к мосту.
* * *
На что уж была тиха Калуга, а в Почайске на окраине просто уши закладывало от тишины;
Лопа запросто, по-казацки, дрых себе на сеновале, несмотря на зиму, пусть даже не слишком морозную.
Его с трудом растолкали.
– Так, решил поспать перед ужином, – виновато пробормотал он, протирая сонные глаза. – Сморило отчего-то.
Серого Волка оставлять во дворе поопасались.
Дворовые псы сбежались со всех окрестных улиц и подняли настоящий гвалт, готовясь к всеобщей потасовке.
Лопа повел дорогих гостей в избу, где вповалку спали казаки, и никто из них даже не удосужился убрать с грубо сколоченного стола трехлитровую бутыль с остатками самогона и нехитрую снедь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121