Девка вырвалась из объятий Хряка и завизжала на весь салон:
– Тотоша!!! Ты мужикам руки целуешь и мудями перед ними трясешь, как наш голубой босс Сима? Кукареку! – Она взмахнула руками, как птица крыльями, закружилась по салону. – Ку-ка-ре-ку!!!
Белобрысый наотмашь хлестнул ее ладонью по щеке:
– Заткнись, кошелка! А вы что пялитесь? – обернулся он к охранникам. – Сказано дебилам – инцидент исчерпан.., до самого Солнцева.
Засечный отомкнул обе двери в тамбур. Завпроизводством первым делом кинулась к кассе, буфетчица – к стойке с выпивкой. В салоне вагона-ресторана по-прежнему было пусто, почти чисто и почти пристойно.
Глава 4
В холодном, пустом, грохочущем тамбуре хлопала по стене незакрывавшаяся дверца бункера, куда обычно загружают уголь для отопления вагона. Поезд перед Конотопом набирал скорость, вагон дергало из стороны в сторону. Пол уходил из-под ног, как палуба корабля в шторм.
– На кой он так гонит? – чертыхнулся, путаясь в ногах, Засечный.
– Он идет, как всегда, – сказал отец Мирослав. – Вы давно не ездили по нашей современной железной дороге. Рельсы износились. Старые меняют на бывшие в употреблении. Процессы умирания идут не только в организме человека.
– Это ты. Скиф, в своем Афгане накаркал про гибель страны, – зло буркнул Засечный.
– Никто не волен пророчествовать, аще по воле божьей, – сказал отец Мирослав и отказался от предложенной сигареты. – Я вас не спрашиваю, откуда вы и куда едете, но вижу, о нашей теперешней жизни никто из вас не имеет ни малейшего представления, братие.
– Там даже радио не добивало, – кивнул Алексеев.
– Мы ко всему готовились, – сказал Скиф, – но чтоб так круто перевернуть – сказал бы мне раньше кто, в глаза б ему плюнул.
Поезд стал замедлять ход, за темным окном тамбура замелькали огоньки.
– Вам, голубки, с вашими ликами отменньщи на Киевском вокзале стоит лишь разок объявиться, – скорбно покачал головой отец Мирослав. – Да и до вокзала не добраться, перехватят в солнцевском пригороде.
– Белобрысый Тото с гоп-компанией, что ли? – презрительно дернул подбородком Засечный.
– И Тото не зря в поезде оказался, и отец Мирослав по вашу душу, смекаете, войнички, – усмехнулся поп. – А скажу я вам так: интересуются вами люди ах какие серьезные!.. По причине какой, сия тайна от меня скрыта, но смекаю, не хлебом с солью встреча вам уготована. Поостеречься бы всем троим! Твои вещи в купе? – посмотрел он на Засечного.
– Моего у меня только сума переметная, – похлопал по сумке на лямке тот.
– Тогда выходи прямо после Конотопа в Брянске.
– Родом-то я как раз – брянский, а Москву-столицу хотелось хоть одним глазком глянуть.
– Сойди в Брянске, родных повидай, – гнул свою линию поп. – И, не торопясь, до Москвы на перекладных электричках добирайся. Шрам у тебя приметный больно, и в Брянске первый же мент прицепится. Ты бы шапку с опущенными ушами завел.
– Я двадцать лет шапок не видал. Забыл, как их носят.
– Вот и вспомнишь детство золотое… А тебе, болезный, – повернулся он к Алексееву, – в самый раз сойти в Сухиничах. Место такое встретится нам по дороге. Там любой тебе скажет, как добраться до Почаевска. Под Почаевском тебя ждет святая обитель – мужской монастырь называется. Постучишься, скажешь, от отца Мирослава – тебе отворят. Твоей болезни покой и уход нужен. А то до весны не доживешь. Ветром тебя качает.
Алексеев покорно склонил голову. Ему все труднее было скрывать от товарищей боль в желудке. От слабости немело все тело, руки и ноги становились ватными…
Глава 5
– Ро-ди-на.., у-ро-ди-на.., у-ро-ди-на… Ро-ди-на… – дробно выстукивали колеса летящего в метельную мглу поезда.
– Родина-уродина! – вслух пробормотал вслед за колесами привалившийся к двери тамбура Скиф.
В тамбур ввалились два милиционера в полушубках:
– Документа™, граждане?.. Куда путь держим?..
Побледневший поп поманил их двадцатидолларовой купюрой в проход между вагонами и о чем-то зашушукался там с ними.
Через пару минут милиционеры, пряча блудливые глаза, снова появились в тамбуре и сообщили:
– Через полчаса, граждане, в Конотопе можно горячей бульбы у бабок купить, горилки и огурчиков соленых.
В Конотопе по их совету все же вышли на перрон и направились было к закутанным по глаза в пуховые платки бабкам с ведрами, но вовремя заметили, что какие-то трое тоже вышли из соседнего вагона, что-то обсудили промеж собой и направились к ним.
– Синие! – сразу определил их Скиф по сверляще-цепким, оценивающим взглядам. – И у этих под колпаком, войнички православные!.. Черт, чтоб их!..
От знакомства с синими избавили цыгане. Облепили их, как репьи, с гадальными картами, гамом и со скабрезными шутками-прибаутками. Через их головы один синий – скуластый, как башкир, знак Скифу подал: дело, мол, есть…
"Ага-а, знаю я ваше дело, – подумал Скиф. – Ваше дело – нам небо в крупную клетку, а себе – еще одну звезду на погон".
Так и не купив самогона и горячей картошки, снова укрылись в тамбуре.
– Ро-ди-на.., у-ро-ди-на! – опять вслух пробормотал Скиф под стук колес тронувшегося поезда. – Роди-на.., у-ро-ди-на…
На границе с Россией, правда, никто особого внимания на них не обратил. Офицер в странной зеленой фуражке, на тулье которой двуглавый орел растопырил когти и крылья, а на кокарде герб с красной звездой прижились, хотел было проверить их бумаги, но махнул рукой и прошел с солдатским нарядом в другой вагон.
– Видал, войничек, какие дела? – пропел поп Засечному. – Говорю тебе с тупой настойчивостью идиота: сойди от греха в Брянске!..
– И откуда ты такой выискался? – вскипел Засечный. – Не пойму, то ли блатняк, то ли ты легавый, то ли чекист долбаный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121