“Подсознание иногда выкидывает с нами странные штуки, — подумала Катя. Когда я покупала эту машину, я ведь совсем не думала о... обо всем этом”. “Ну-ну, — сказал внутри ее головы тоненький ехидный голосок, сильнее которого Катя ненавидела разве что своего налогового инспектора, обожавшего совать нос куда не следует даже больше, чем этот голосок. — Ну-ну, сказал голосок, ты молодец, просто умница: тверда, как сталь, и никаких воспоминаний. Конечно же, ты ни о чем таком не думала, выбирая машину — в конце концов, “порше” — отличный автомобиль, и вполне тебе по карману, — но вот как насчет собаки? Интересно было бы узнать, о чем ты думала, и в особенности — о чем ты НЕ думала, называя Лабрадора Студентом?”
“А не пошел бы ты в ж... — лениво подумала Катя. — Фак ю вери мач, так сказать. В общем-то, кому какое дело, как я назвала свою собаку? Это моя собака, захочу — с кашей съем, и вы все мне не указ... Кстати, о собаке. Пора закругляться, он там совсем соскучился и одурел, наверное, от жары. Читать его, что ли, научить... ведь скучает же. Сидел бы сейчас, полистывал какой-нибудь собачий “Плейбой”... Да, пора. Пить мне больше не следует, до дома сотня миль, а еще стакан, и дальше первого же копа я не уеду. Чутье у них особенное, что ли?”
Катин дом стоял на лесистой вершине горы в двух сотнях миль от Сан-Франциско. С горы открывался прекрасный вид на окрестные вершины и на лежавший в долине микроскопический городок, название которого Катя никак не могла запомнить, хотя раз в две недели в обязательном порядке спускалась туда пополнить запасы провианта и горючего для дизельного генератора, обеспечивавшего ее обиталище теплом и светом. На лужайку перед домом иногда приходили олени, а вокруг росли гигантские секвойи, до сих пор поражавшие Катино воображение своими фантастическими размерами. Затворничество не было вынужденным. Хотя Катя и не могла сказать о себе, что купается в деньгах, но на жизнь ей вполне хватало, а потому и не тяготило ее. Жить в окружении этих пестро и безвкусно одетых людей с чересчур громкими голосами и простой до изумления, предельно автоматизированной психологией было труднее. Первое время Катя честно пыталась привыкнуть, но потом сбежала в горы. Одно время она носилась с идеей купить себе “хиппи-хаус” — переделанный под жилье старый автобус — и жить на колесах, но эту идею ей пришлось с сожалением отвергнуть: водить автобус она все-таки побаивалась, а какой смысл жить в автобусе, если никуда не ездишь?
Она опустила руку под стойку и нащупала выпуклость на кармане джинсов. Кольцо лежало на месте, как ему и полагалось. Первое время Катя немного нервничала — то, что говорил Прудников Банкиру об этом кольце, никак не шло из головы. Она купила два пистолета: один, тяжелый и смертоубойный “кольт” сорок пятого калибра, хранился у нее в доме, а тупоносый “бульдог” всегда лежал в бардачке машины под охраной бдительного Студента. Кроме того, она всегда очень осторожно водила автомобиль и до сегодняшнего дня никогда не пила за рулем. Со временем, однако, все эти предосторожности стали все больше казаться ей смешными, и она начала склоняться к точке зрения покойного Банкира: не надо заговаривать мне зубы и пудрить мозги бабьими сказками...
Правда, она перевернула вверх дном все публичные библиотеки города и тщательно проштудировала все, что смогла найти там по поводу семьи Борджиа вообще и легендарного кольца, принадлежавшего якобы этой семье, в частности. Прочитанное убедило ее в том, что кольцо, похоже, и впрямь то самое, и что всем его обладателям на протяжении веков фатально не везло. Впрочем, она не сомневалась в том, что история — наука очень относительная, и имена владельцев кольца, мирно умерших в своих постелях от банальнейшей старости, в ней попросту не сохранились. Что же касается последних связанных с кольцом событий, то куда более кровавые истории случались и продолжают случаться по гораздо более ничтожным поводам. Так что она продолжала носить кольцо в кармане скорее по привычке, постепенно начав считать его едва ли не своим талисманом.
Подумав о талисмане, она ощутила острый укол сожаления — на днях, бродя по лесу, она ухитрилась где-то потерять заветный Алешин компас. Вероятно, старый кожаный ремешок постепенно истлел от пота, понемногу перетерся и незаметно свалился с руки. Как водится, момент для этого был выбран самый подходящий — Катя как раз забрела в густую заросль ядовитого плюща и не чаяла выбраться, так что было ей в тот момент не до компаса. Пропажи она хватилась только на следующий день, и, отправившись на место, где предположительно случилась пропажа, конечно же, ничего не нашла. Возможно, она потеряла его в другом месте, или он завалился в щель между камнями, а может быть, его нашла и унесла в свое гнездо какая-нибудь охочая до блестящих предметов вороватая сорока — кто знает? Так или иначе, компас пропал, и его Кате было по-настоящему жаль, хотя он неизменно вызывал недоумевающие взгляды везде, где появлялась Катя.
Она одним глотком допила содержимое бокала, раздавила в пепельнице окурок и бросила на стойку мятую кредитку, достав ее из заднего кармана джинсов, совсем как какой-нибудь водитель грузовика. Сползая с высокого табурета, она бросила случайный взгляд на экран телевизора и застыла в неудобной позе, как больной радикулитом, на полушаге схваченный жестоким приступом.
К этому времени звук телевизора убрали совсем, в углу интимно хрипел и курлыкал музыкальный автомат, и специальный корреспондент Си-Эн-Эн беззвучно шевелил губами, стоя на фоне каких-то развалин, среди которых криво торчал завалившийся на бок, выгоревший дотла бронетранспортер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113