— Черт побери! Ты спятил?! Надо же было додуматься такое напечатать!
— А что? — пролепетал Менандрус. — Это ведь правда.
— Правда, правда!.. Хочешь, чтобы нас повесили или сожгли на костре? Церковь и так относится к нам с подозрением. Даже если узнаешь, что епископ содержит двадцать любовниц, держи язык за зубами!
Менандрус шмыгнул носом, смахнул слезу и громко высморкался в тогу.
— Прости, хозяин, я хотел тебя порадовать... Ты не представляешь себе, как трудно было раздобыть факты об этой взятке... Между прочим, такой епископ есть. У него, конечно, не двадцать любовниц...
— Ну и молчи! Слава Богу, номер еще не вышел.
— Вышел, хозяин.
— Что?!
На истошный вопль Пэдуэя в комнату вбежали несколько рабочих-печатников.
— Джон-книгоноша только что забрал первые сто экземпляров.
Джон-книгоноша едва не умер от страха, когда Пэдуэй, весь в грязи от многодневного путешествия, галопом пронесся по улице, спрыгнул с лошади и схватил его за руку. Кто-то заорал: «Воры! Разбойники! На помощь! Убивают!» — и Мартину пришлось успокаивать сорок разгневанных римлян.
Откуда ни возьмись появился солдат-гот, протолкался через толпу и требовательно вопросил, что тут происходит. Некий гражданин указал на Пэдуэя пальцем:
— Я сам слышал, как он пригрозил перерезать несчастному горло, если тот не отдаст свой кошелек!
Даже арестованный, Пэдуэй не выпускал руки Джона-книгоноши, от испуга утратившего дар речи. Мартин беспрекословно последовал за готом, но, удалившись от толпы, увлек солдата в копону, угостил хорошенько его с Джоном и попытался все объяснить. Гот оставался непреклонен, несмотря на протесты пришедшем в себя торговца книгами, пока Пэдуэй щедро не одарил его. Дело было улажено; приходилось только расстраиваться, что кто-то тем временем успел украсть оставленного на улице коня.
Зажав бесценные газеты под мышкой, Пэдуэй поспешил домой. Домочадцы восприняли утрату лошади философски.
— Ничего, хозяин, — сказал Фритарик. — Старая кляча все равно и гроша ломаного не стоила.
Узнав, что первая линия телеграфа через неделю должна заработать, Пэдуэй приободрился и лихо осушил кружку бренди. После тяжелого дня голова у него закружилась, и, когда Фритарик затянул свою любимую песню, он хриплым голосом стал подтягивать:

Земля дрожит,
Когда герои скачут,
И вороны крылами
Солнце прячут,
И копья ныряют
В безбрежное море...
Поганому трусу
Сегодня горе...

Джулия принесла ужин; сам себе удивившись, Мартин игриво шлепнул ее по мягкому месту.
После сытной еды его потянуло в сон. Фритарик уже дрых без задних ног на коврике перед входной дверью (что ни в коей мере не помешало бы вору спокойно хозяйничать в доме), и Пэдуэй поплелся наверх в свою спальню.
Едва он начал раздеваться, как в дверь постучали.
— Фритарик?
— Нет. Это я.
Пэдуэй нахмурился и открыл дверь. В полумрак комнаты, плавно покачивая широкими бедрами, вплыла Джулия из Апулии.
— Что тебе надо, Джулия?
Девушка посмотрела на него с искренним удивлением.
— Мой господин желает, чтобы я произнесла это вслух? Так не принято!
— Ты о чем?
Она хихикнула.
— А! — догадался Пэдуэй. — Виноват, ошиблись номером... Ну, давай, давай, пошла отсюда!
Джулия растерялась.
— Хозяин... хозяин не хочет меня?
— Вот именно. По крайней мере, в этом смысле.
Ее губы задрожали, по щекам скатились две крупные слезинки.
— Я тебе не нравлюсь? Ты думаешь, я недостаточно хороша для тебя?..
— Я думаю, что ты хорошо готовишь. Все, хватит. Спокойной ночи.
Девушка засопела, всхлипнула и вдруг в голос зарыдала:
— Только потому, что я из деревни... ты и не смотрел на меня... никогда не звал... а сегодня ты был таким милым... я думала... я думала... У-у-у-у!
— Ладно, ладно, успокойся... Ради Бога, перестань реветь! Садись. Я дам тебе выпить.
После первого глотка бренди Джулия громко чмокнула губами и вытерла слезы.
— Хорошо, — блаженно пролепетала она. — Ты хороший. Любовь хорошая, Мужчине нельзя жить без любви. Любовь... Ах!
Джулия совершила телом змееподобное движение, казалось бы немыслимо для девушки с ее фигурой. Пэдуэй выпучил глаза и громко сглотнул.
— Дай-ка бутыль, — проговорил он. — Мне тоже надо выпить.
Через некоторое время Джулия вновь подала голос.
— Ну, теперь мы займемся любовью?
— Э-э... скоро. Да, полагаю, скоро. — Пэдуэй икнул. Потом посмотрел на крупные босые ступни девушки и сдвинул брови, — Только — ик! — еще одну минуту, моя тяжеловесная дриада. Давай-ка взглянем на твои ноги. — Ее подошвы были черными. — Нет, не годится, 0, нет, просто исключено, моя похотливая амазонка. Такие ноги — непер... непреодолимое психологическое пр... пр-пятствие.
— Чего?
— Омоем нижние конечности, о жрица любви!
— Я не понимаю!
— Неважно, я сам не понимаю... Суть в том, что тебе сперва надо вымыть ноги.
— Этого требует твоя вера?
— Скажем так. Ч-черт! — Пэдуэй свалил кувшин и чудом поймал его на лету. — Ну-с, моя царица благовоний...
Джулия хихикнула.
— Ты самый хороший мужчина на свете! В жизни ничего подобного не слышала...
Пэдуэй разлепил веки и сразу все вспомнил. Самочувствие было отличное. Он настороженно прислушался к своей совести. Та тоже чувствовала себя превосходно.
Мартин потянулся и сел, склонившись над девушкой, занимавшей две трети его не слишком широкого ложа. От резкого движения сползло покрывало и обнажились большие груди Джулии, а между ними —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65