Счастье, что следом за Лешей вышла учительница и чудом вытащила ребенка. В тот же миг машина, это были «Жигули», на скорости скрылась. Учительница не запомнила ни номера, ни лиц преступников. Ей было не до этого. И опять я ходила в милицию, писала заявление и надеялась на то, что будет проведено какое-то расследование…
Я — охраняемое лицо
Я становилась осмотрительнее. В моей жизни большое значение начинали приобретать вещи, о которых мне раньше не приходилось думать. Уходя из дома, я стала, по совету Димы, оставлять метки: спичку, нитку, волосок. Как в детективном романе, который превращался в реальность. Потом я проверяла свои метки, порой замечая, что в мое отсутствие дома кто-то побывал.
Однажды, вернувшись домой, я увидела открытую дверь. На этот раз в квартире ничего не взяли, кроме документов по делу Якубовского. К тому времени у меня скопилось приличное количество документов. Всевозможные бумаги, ответы, пленки — пропало все.
Эта история меня кое-чему научила. Я стала делать копии в трех экземплярах и хранить документы в разных местах, чтобы исключить их исчезновение в будущем.
— Достаточно, — сказал Дима, узнав про очередную кражу, — я организую тебе охрану. Не хочу, чтобы ты становилась жертвой.
Помимо охраны, он подарил мне первую в моей жизни машину. Это была самая последняя модель «Жигулей» — 99-я. Машине я была рада ещё больше, чем охране. Мои поездки зимой в капроне не прошли даром для здоровья. Я, конечно, сама была виновата, потому что Димка просил меня надевать рейтузы, которые в тюрьме можно было снять, но этого уж я не могла себе позволить!
Машина была совершенно необыкновенного цвета, который называется «аквамарин». На солнце автомобиль казался зеленым, а в сумерках — темно-синим. Когда машину ставили на учет, все сотрудники ГАИ высыпали на улицу и долго спорили, какой цвет записывать в техпаспорт. В результате написали «сине-зеленый», чтобы никому не было обидно. Эту машину в городе все знали, она была такая навороченная, что смотрелась, как самая крутая иномарка.
Каждый день к 10 утра я приезжала в «Кресты» и была с Димой до восьми вечера. Он меня никуда не отпускал. По поручениям ездили другие адвокаты. Все как будто складывалось неплохо, но нас не оставляло ощущение тревоги. Даже самый неисправимый оптимист, не снимающий розовых очков, не смог бы приписать все кражи и похищения случайному совпадению. Меня явно пытались запугать и таким образом принудить отказаться от Димы. Он тоже не мог спокойно относиться к тому, что происходило, и предложил мне снять квартиру в другом районе. Мы оба надеялись, что эта маленькая хитрость спасет меня от всяких неприятных сюрпризов.
Нападение
Охранники сопровождали меня повсюду, но в квартире я находилась одна. В тот день, 7 марта, я сидела на кухне спиной к двери и что-то читала. Часы показывали 8.30. До приезда охранников оставалось полчаса. Играла музыка. Как пишут в романах, ничто не предвещало беды. Но я шестым чувством уловила какое-то движение сзади. Решила повернуться и в тот же миг получила сильнейший удар по голове. И потеряла сознание.
Ровно в девять в подъезд вошли мои охранники, и первое, что они почувствовали, был запах моих духов на лестнице. Они подумали, что я выносила мусор, и хотели уже отругать меня за это: выходить из квартиры одной мне было запрещено. Когда ребята поднялись на лестничную площадку, они увидели открытую дверь моей квартиры. В доме все было перерыто. Опять пропали документы. Не было и дискет. К тому времени мне уже был куплен компьютер, куда я заносила все данные.
Я лежала на полу. Охранники вызвали «скорую», которая приехала очень быстро. Врачи сразу поставили диагноз: сотрясение мозга. Все признаки были налицо, и на лице в том числе. Ударили каким-то тупым предметом. Убивать не хотели, цель была прежняя — напугать.
Голова страшно болела, меня тошнило. Врачи предложили госпитализацию, но мои охранники сказали, что я отлежусь дома. Мне и самой не хотелось ехать в больницу, потому что все мысли были о Диме. Как он там? Волнуется, конечно, что меня нет. Значит, надо собираться в «Кресты».
Диме я в тот день ничего не сказала, не хотелось его расстраивать. Вид у меня, конечно, был неважный, но я сослалась на плохое самочувствие и сильную головную боль. Дима отпустил меня пораньше домой.
Восьмое марта я провела в постели. Мне было так плохо, что пришлось опять вызвать «скорую». Врач определил микроинсульт. На следующий день нужно было ехать к Диме, но я не могла. Так плохо я себя никогда не чувствовала. И впервые за время нашего знакомства в назначенное время я не появилась в «Крестах». Для Димы это был удар, с ним случилась истерика. Он понимал, что просто так не приехать я не могла. Значит, что-то случилось. Он всех поставил на уши. Послал ко мне другого адвоката. Пришлось рассказать про микроинсульт.
Дима был потрясен этим диагнозом. Он просто не мог поверить. Я была молодая, 29 лет, и вдруг такое. Адвоката я просила передать Диме, что у меня было плохо с сердцем, но дело идет на поправку. В тот же вечер адвокат привез мне огромную охапку свежих роз и Димины записки с очень теплыми словами. Он переделал блоковскую «Незнакомку» и подарил мне. Я была очень тронута всеми этими знаками внимания и постаралась выздороветь побыстрее.
О том, что произошло со мной на самом деле, я рассказала Диме три года спустя, когда мы были в Нижнем Тагиле. У меня под волосами осталась маленькая вмятинка — память о том ударе по голове.
Давление на адвокатов
21 сентября мы получили тяжелое известие: убили адвоката, который работал с нами по делу Якубовского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73