Но ничего не поделаешь: идти было надо.— Я в дом пятнадцать, в Зачатьевский, — сказал Соколов дежурному, — там с газом что-то.— Ладно. — Голос у дежурного был вялый и сонный.Соколов вышел на улицу, и холод снова сдавил его железным обручем. Снег визжал под подошвами сапог, переулок, заваленный сугробами, казался синим. Где-то за Москвой-рекой, над башенкой монастыря, появилась мутноватая светлая полоска, оттуда в город приходил рассвет.Соколов шел быстро, и дворничиха в тяжелом тулупе и огромных валенках едва поспевала за ним.— Ох, — вздохнула она, когда переулок, выгнув горбатую спину, резко пошел вверх, — заморил ты меня, Андреич, жарко.Соколов, скользя кожимитовыми подошвами, мысленно ругал мальчишек, раскатавших спуск и превративших его в сплошной каток. Он так и не согрелся, дойдя до холодного подъезда дома пятнадцать.— Слесарь-то где, Климова?— Ждет наверху.На площадке второго этажа стоял резкий запах газа, у стены на чемоданчике сидел слесарь.— Здорово, участковый.— Здоров, Петрович.Соколов повернул звонок.— Не стоит. — Слесарь встал. — Я уже раз десять звонил, без толку.— Ну, что будем делать? — спросил Соколов.— Ты власть, тебе и решать.— Тогда давай попробуем эту дверь вскрыть.— Тяжеловато. — Слесарь громыхнул спичечным коробком.— Ты что, Петрович, сдурел, дом взорвать хочешь?— И то…— Погоди.Соколов достал карманный фонарь. Узкий луч пробежал по рваному дерматину двери, осветив четыре замочные скважины.— Видишь, — вздохнул слесарь, — то-то и оно. Замки-то у него лабазные, ручной работы, из нержавейки. Сам делал.— Что, замки?— Да нет. Вставлял. Тяжелые замки.— Так какой же ты слесарь, раз их открыть не можешь? — разозлился Соколов.— Это кто не может? Я? — В голосе Петровича сквозила явная обида. — Да если хочешь знать, я по молодости на заводе работал, где для сейфов запоры делали.— Ты еще про Ивана Грозного вспомни, — зло буркнул Соколов.Теперь только он начал понимать всю серьезность положения. Газ шел, остановить его было невозможно, в любой момент мог вспыхнуть пожар.— Посвети-ка мне, — попросил Петрович.Соколов осветил чемодан, набитый разводными ключами, какими-то металлическими щупами, молотками и отвертками. Петрович, покопавшись минут пять, вынул отмычку, повертел ее в свете фонаря и буркнул что-то непонятное.— Что? — спросил Соколов.— А ничего, давай свети на дверь.Участковый осветил дверь.— Да не сюда, ниже, — ворчливо сказал Петрович, — вот там, где английский.Он сунул отмычку в скважину замка, покрутил ею, и вдруг дверь мягко подалась.— Не закрыл все замки-то… — изумился слесарь.— Стоп, — скомандовал Соколов, — вы стойте на лестнице, я захожу один.Он шагнул в пахнущую газом темноту квартиры, повернул налево по коридору и толкнул закрытую дверь кухни. Сначала он ничего не заметил, а только нащупал рукой газовую трубу, нашел кран и повернул его. Потом шагнул к окну, чтобы раскрыть форточку, и обомлел. На полу, прислонившись спиной к плите, сидел человек. Соколов толкнул раму окна и при сером свете утра увидел остекленевшие глаза и белую полоску зубов. Участковый наклонился, взял руку Судина, она была так же холодна, как и снег за окном.Стараясь ступать осторожно, Соколов вышел в прихожую.— Климова, — крикнул он, — только не заходи. Здесь дело темное, и ты, Петрович, стойте на лестнице, понадобитесь в качестве понятых.— Ой, — испуганно вздохнула дворничиха, — а что же там, Андреич?— Труп там хозяина, такие дела. Где телефон?— Да в коридорчике на стене.Сквозняк выдул газ, и Соколов все же решился зажечь фонарик. Он нашел телефон, набрал номер.— Дежурный! У меня труп. Зачатьевский, пятнадцать, квартира шесть. Обеспечу, жду.Он повесил трубку и вышел на лестничную площадку. Теперь согласно инструкции он никого не должен был впускать в квартиру.Через десять минут приехал Платонов и два оперативника.— В прокуратуру я позвонил, — сказал капитан, — следователь скоро будет. Собаку не брали, незачем, а вот эксперт наш заболел, но ничего, сами попробуем. Понятые где?— На лестнице, товарищ капитан.— Молодец, Соколов, зови их в квартиру да спустись в автобус за чемоданчиком эксперта.Капитан скинул командирский полушубок и остался в ладно сидящем кителе.— Давай, Соколов.Хотя в комнатах был сквозняк, тяжелый запах газа все же плыл по квартире.— Это же надо, знал бы, противогазы взял, — сказал Платонов. — Ну, приступим.В дверь позвонили. «Зачем Соколов дверь захлопнул?» — подумал капитан и пошел открывать. Замок поддался сразу. Все остальное произошло стремительно и страшно. Платонов увидел человека в коротком полушубке, он еще не успел среагировать, как тот выстрелил в него, не вынимая руки из кармана. Пуля оцарапала плечо, дверь захлопнулась. Но на этот раз проклятый замок не поддавался.Соколов поднялся на первый этаж, когда в квартире приглушенно хлопнул выстрел, грохнула дверь, кто-то, прыгая через ступеньки, побежал вниз по лестнице. Участковый бросил чемодан и рванул из кобуры пистолет. Но он не успел его поднять. Неизвестный выстрелил раньше. Соколов, отброшенный к стене горячим свинцом, падая, все же собрал остатки сил и тяжело рухнул на бегущего человека, захватив его руку последней смертельной хваткой. Он не слышал, как сбежал сверху оперативник и капитан, как прибежал шофер. Он уже ничего не слышал. Только в уходящем сознании билась одна мысль: «Не пущу!», «Не пущу!», «Не…» Он уже не чувствовал боли, не чувствовал пуль, входящих в него и разрывающих тело. Он умер, так и не разжав рук. Муравьев Когда их машина подъехала к дому, двое санитаров выносили из дверей носилки, покрытые белой простыней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10