— Слушаю, товарищ начальник.— Вот что, Сережа, попроси, чтобы мне принесли два стакана чаю, и расстарайся, сообрази чего-нибудь поесть.— Я уже договорился, в столовой дадут в счет пайка.— Молодец, только побыстрее, пожалуйста.Сережа расстарался: чай был ароматный и крепкий. Первая утренняя заварка, ее еще не успели разбавить в буфете. Они пили чай и ели хлеб с маслом. На этот завтрак, по скромным подсчетам Данилова, пошло два командирских доппайка.— Я прочитал, Алла, то, что вы написали, — Иван Александрович отставил стакан с недопитым чаем. — Может быть, еще хотите есть?— Нет, спасибо.Алла заметно повеселела, и это обстоятельство обрадовало Данилова.— Так я прочитал, — продолжал он. — Понимаете, вы написали много интересного, но, к сожалению, кое-что придется уточнить. Прежде всего относительно серег. Вы не могли бы их, ну, нарисовать, что ли?— Попробую.— Вот вам карандаш и бумага.Через несколько минут рисунок был готов.— Так, — сказал Данилов. — значит, это сапфир. Кажется, синий?— Знаете, такого глубокого синего цвета. А вокруг бриллианты небольшие, но Мария Дмитриевна говорила мне, что они очень старой работы, поэтому дорого ценятся. Они в их семье передаются женам сыновей.— Вот как! Значит, эти серьги — талисман вроде.— Скорее семейная реликвия.— А сколько могла стоить эта реликвия, не знаете?Алла посмотрела на Данилова с недоумением.— Я понимаю, — сказал Иван Александрович, — многие вопросы покажутся вам не совсем тактичными. Но прошу понять меня, наша профессия такая, мы, как врачи-невропатологи, врываемся в человеческие души. Так что потерпите. Кстати, вы говорили, что серьги лежали в шкатулке. А что там еще было?— Я не знаю. Нет, впрочем, погодите. Мне Сережа как-то показывал, там был Наполеон.— Простите, кто?— Да, Наполеон, — взволнованно сказала девушка, — печать такая. Наполеон в треуголке, руки скрестил на груди, и ниже кружок, на нем инициалы выгравированы. Печать. Сережа рассказывал, что в 1812 году, когда французы бежали из Москвы, ее забыли, а прапрадед его нашел эту печать.— А из чего сделан этот Наполеон?— Сережа говорил — из серебра.— Теперь вот о чем расскажите. Вы жили рядом с Ивановскими, считались у них в доме почти родной. Правильно я говорю?— Да.— Так вот, не заметили ли вы чего-нибудь необычного в поведении Дмитрия Максимовича за последнее время?— Нет, ничего особенного.— Тогда постарайтесь вспомнить другое: перед отъездом Дмитрия Максимовича из Москвы в ноябре прошлого года вы у них не встречали посторонних?— Видите ли, — Алла помолчала секунду. — Дмитрий Максимович никуда не уезжал. В ноябре заболела Мария Дмитриевна, и я ухаживала за ней.— Как никуда не уезжал, — удивился Данилов, — а вы ничего не путаете?— Да, точно, я говорю правду… Поверьте мне… — Нестерова заволновалась.— Да вы успокойтесь, я вам верю. Тут неразбериха одна получилась. Вы уж помогите нам выяснить.— Числа пятнадцатого ноября, — медленно, видимо стараясь ничего не упустить, начала рассказывать Алла, — да, по-моему, пятнадцатого, Дмитрий Максимович и его помощник Георгий Васильевич…— Попов?— Да, Попов, привезли домой тяжелый ящик. Привезли втроем.— А кто третий?— Шофер. Я еще удивилась: шофер, а очки у него выпуклые, как у очень близоруких людей. Так вот, они принесли тяжелый ящик. Потом шофер уехал, а Дмитрий Максимович сказал, что у них сломалась машина и надо ждать инкассаторов.— Как я понял, инкассаторы должны были подъехать прямо к дому.— Да, но что-то случилось, я уж не знаю что, и инкассаторы приехали только через неделю. Все это время Дмитрий Максимович и Попов дежурили в комнате, где стоял ящик, по очереди. У них даже наганы были.— А когда приехали инкассаторы?— Дмитрий Максимович все время звонил по телефону, а машины не было. Наконец, он сказал, что поговорит с замнаркома внутренних дел, которого знал лично.— Он позвонил ему?— Да. Той же ночью подошла машина с людьми в форме. А с ними какой-то начальник из Ювелирторга. Они вскрыли ящик, составили акт, а ценности положили в зеленые мешки. С ними уехал Попов, а Дмитрий Максимович остался, у него грипп начался сильный.— Понятно, Алла. Вспомните, больше никто не заходил к Ивановскому?— По-моему, нет.— Ну вот мы и уточнили. Спасибо вам.— Я могу идти?— Конечно. Я попрошу, чтобы вас проводили.Данилов встал, пожал девушке руку.«Странно, — подумал он после того, как Нестерова вышла. — Выходит, что Ивановский никуда не уезжал из Москвы. Вот теперь все становится непонятным».Иван Александрович сел на стул рядом с сейфом, прислонился виском к его холодному боку. Усталость чувствовалась в каждой клетке организма. Делать ничего не хотелось, даже думать. Мысль о том, что сейчас придется идти осматривать привезенную с КПП машину, показалась невероятной и отвратительной. Поехать бы в пивную на Малой Брестской, встать там в уголке за высоким столиком, пива выпить холодного, а потом… Потом домой, спать. Открыть окно — с прудов потянуло бы запахом свежести, и сон пришел бы невесомый и тихий…Узор сейфа больно вдавливался в висок, но Данилов не замечал этого: он спал.— Иван Александрович, — услышал он голос Белова, — товарищ начальник…— Чего тебе? — спросил Данилов, не открывая глаз. Никакого уважения к старости.— Товарищ начальник, Нестерова вспомнила, кто приходил к Ивановскому… «В дополнение к моим показаниям, хочу сообщить, что в конце ноября 1941 года или в первых числах декабря к Ивановскому заходил тот самый шофер. Я узнала его по очкам. Пробыл он в квартире недолго. Больше я его не видела».
Данилов еще раз перечитал протокол допроса. Ну вот, кое-что есть. Теперь нужно установить шофера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58