Мне опять попало.
Словом, я был так неловок, что хозяйка устала меня колотить. Она громко корила себя за то, что взяла меня в приёмыши. Уж лучше было бы оставить меня подыхать с голоду на улице, чем навязать себе на шею такого дуралея!
Она послала меня в тратторию за кружкой вина и побожилась, что оборвёт мне уши, если я опять натворю что-нибудь.
Я уже шёл обратно, бережно держа перед собой кружку, как вдруг, взглянув искоса в сторону, увидел на одном прилавке человеческие головы! Отрезанные головы, воткнутые на колышки! Я споткнулся и расплескал вино.
Это были не головы, а деревянные болванчики, на которых цирюльник завивает и расправляет парики. Это был прилавок цирюльника. Цирюльник стоял тут же и подстригал бороду какому-то мужчине, сидевшему перед ним на табурете.
Разинув рот, я глядел на болванчики. У них не было ни носов, ни глаз, ни ртов. Они были совсем гладкие и напоминали большие деревянные яйца, насаженные на круглые столбики, как голова насажена на шею.
И в эту минуту я понял, как вырезать головку Пульчинеллы: нужно сначала сделать такой болванчик, похожий на голову, а нос, глаза и рот вырезать уже потом.
Я не помню, как донёс кружку на рынок и досталось ли мне от хозяйки за пролитое вино. Наверное, досталось. Улучив минутку, я опять принялся строгать свою чурбашку. На этот раз ножик слушался меня. Я отрезывал от чурбашки гладкие щепки, сравнивал углы, закруглял дерево со всех сторон. Мало-помалу моя чурбашка становилась похожей на болванчик цирюльника или на круглое яичко. К концу дня я уже держал в руках кукольную головку на круглой шейке. Она была гладкая - до сумерек я не успел вырезать ни носа, ни глаз, ни рта, - но всё-таки это была головка. На ней можно было вырезать личико Пульчинеллы, или личико мадонны, или противное лицо моей хозяйки.
Уходя с рынка, я бережно завернул головку в тряпочку и унёс её с собой. Укладываясь спать, я положил этот узелок в изголовье и, засыпая, думал о том, что я вырежу завтра.
Это завтра и стало тем необыкновенным днем, о котором я так люблю вспоминать.
НЕОБЫКНОВЕННЫЙ ДЕНЬ
В тот день всё шло, как обычно, и всё же - всё было особенное. Стоя на берегу возле рыбачьего причала рядом с тёткой Теренцией и ежась от утренней прохлады, я нащупывал в кармане головку Пульчинеллы и не мог дождаться, когда примусь за работу. Рукам не терпелось поскорее взяться за ножик и ощутить, как его лезвие вонзается в твердое дерево.
Когда мы тащили на рынок корзины с рыбой, я торопился так, что тётка Теренция не поспевала за мной и грозилась переломать мне ноги, если я не пойду тише. Наконец мы на рынке. Товар разложен на обычном месте. Тётка Теренция сидит на своём табурете, и мы едим со сковородки поджаренную рыбу. Моя хозяйка ест медленно; я вижу, как двигаются её челюсти, как шевелится кончик носа, когда она жует. Но мне некогда рассматривать её нос. Я так спешу есть, что давлюсь рыбной костью, и тётка Теренция дает мне тумака в спину, чтобы я откашлялся.
И вот я опять сижу, отвернувшись от моей хозяйки, на коленях у меня деревянная головка, похожая на яичко, в руках - только что отточенный ножик. Я вытираю пальцы о штаны - мне не хочется трогать головку руками, пахнущими рыбой, - и принимаюсь за работу.
Теперь я знал, что нельзя ковырять ножом вкривь и вкось, - это испортило бы головку. Нужно сначала рассчитать, что срезать, а что оставить выпуклым на личике Пульчинеллы. Я отметил ножом на болванчике, где будет нос, где глаза, а где рот, и стал срезать дерево по сторонам носа, - ведь он должен торчать на лице впереди всего.
Лоб, губы и подбородок тоже должны выдаваться вперед, но не так сильно, как нос. А щёки можно срезать поглубже. Но глубже всего нужно вырезать глазные впадины по сторонам носа. И в этих впадинах оставить выпуклыми круглые глаза.
Я думал, вспоминал и работал без устали. Вот уже на моей болвашке возникло личико куклы. В нём ещё нельзя было узнать Пульчинеллу: нос - прямой, угловатый, подбородок - квадратный, а рта и вовсе нет. Но всё же это было личико куклы!
Я сделал нос потоньше, закруглил его как орлиный клюв, вырезал крутые ноздри. У настоящего Пульчинеллы был точно такой же нос!
Я вспомнил, что у людей, когда они смеются, углы рта поднимаются кверху. Я вырезал ротик, изогнутый полумесяцем, и слегка выпяченную нижнюю губу. С каждой отлетавшей стружкой моя головка становилась всё более похожей на настоящего Пульчинеллу!
А когда я закруглил щёки и прорезал глубокие борозды от носа к углам рта, мой Пульчинелла улыбнулся! Это было чудесно! Я и сам рассмеялся: ведь на него нельзя было смотреть без смеха.
Я выдолбил глубокую ямку в шейке Пульчинеллы и надел головку на указательный палец. Потом я завязал на тряпочке два узелка, сунул большой палец в один узелок, а средний - в другой и прикрыл ладонь тряпочкой. Мой Пульчинелла кивнул и задвигал ручками!
У него ещё не было глаз, Я снял головку с пальца и попробовал вырезать глаза, и вдруг - ножик врезался мне в палец, Пульчинелла вырвался у меня из рук и отлетел далеко в сторону, а сам я повалился на землю, оглушенный затрещиной.
- Будешь ты слушаться, когда тебе говорят, дрянной мальчишка? - кричала тётка Теренция. - Что ты там ковыряешь хорошим ножом? Подай сюда ножик! Поверите ли, сударыня, никакого сладу нет с этим негодяем!
Я поднялся с земли. Перед тёткой Теренцией стояла высокая, костлявая старуха в чёрной шали, сложив на животе жёлтые, морщинистые руки. Я её знал: это была старая Барбара, кухарка господина аббата, самая придирчивая и скупая из наших покупательниц. Я и не заметил, как она подошла. Тётка Теренция сунула мне в руки корзину с рыбой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60