Лапин не любит быть на глазах у начальства. А взвод Лапина хорош. Вместе с командиром в нем 21 человек, 17 национальностей. Все это не мешало хорошо учиться, дружить. Хуже обстояло во взводе дело с песней. Пели только одну “Ой при лужке, при луне” и притом на разных языках, но на один мотив. Получалось весьма музыкально.
Долго продолжать учебу не пришлось. Вскоре 810-й полк получил боевой приказ: форсированным маршем выйти на перевалы Марухский и Наурский. Немецкое командование спешно выдвигало к перевалам свои войска. На Клухорском перевале 815-й полк нашей дивизии отражал атаки превосходящих сил врага.
До нас доходили сведения, что на Клухорском перевале идут тяжелые бон. В последних числах августа примерно в 4 часа утра стрелковые подразделения полка с ротой автоматчиков и взводом саперов перешли седловину Марухского перевала. На спуске мы были встречены сильным огнем противника, который занимал все господствующие высоты. Продвигались вперед с боем под непрерывным автоматно-пулеметным огнем. К вечеру, понеся значительные потери, мы оказались в полукольце противника.
На самые уязвимые места немцы поставили пулеметы и посадили автоматчиков и снайперов. Особенно мешал пулемет, обстреливавший большой участок местности. Будь у нас артиллерия, мы легко бы расправились с ним, но у нас вначале, кроме ротных 50-мм минометов, оружия не было. Группа смельчаков во главе с командиром взвода пешей разведки младшим лейтенантом В. Ф. Толкачевым под ураганным огнем все же подползла к пулеметному гнезду н забросала его гранатами. Разведчики принесли командиру полка деталь разбитого пулемета и привели с собой “языка” – сержанта 1-й фашистской горно-стрелковой дивизии “Эдельвейс”. Молодой офицер, командир взвода разведки, стоял веселый и улыбающийся. Держался он мужественно, хотя его только что осматривал врач полка и насчитал на теле несколько десятков ран от осколков гранат.
Склон высоты, по которому мы наступали, был покрыт толстым слоем вечного льда, испещренного трещинами, очень глубокими. Поверху они имели ширину в несколько метров, а книзу сужались. На дне их текла вода.
Однажды к нам пробрались два партизана, молодой парень и девушка с перебитой рукой. Девушке в руку угодил осколок снаряда. Держалась она просто геройски, нисколько не унывала. Партизаны рассказали нам о зверствах, учиненных немцами над нашими тяжелораненными бойцами, попавшими в плен. Они передали нам весь свой запас продовольствия: примерно килограмм сухарей и столько же сахара. Командир полка сложил весь этот дар в котелок, налил холодной воды и размотал. Каждый из нас получил по одной ложке этой кашицы. Мне показалось, что никогда в жизни вкуснее я ничего не ел.
В материалах Государственной комиссии, побывавшей на Марухском леднике, говорится, что вместе с останками одного солдата найден вещевой мешок, в котором обнаружено два котелка с патронами. Это получилось следующим образом. Командир полка отдал распоряжение экономить патроны. Так как никакого транспорта с нами не было, то весь неприкосновенный запас патронов в подразделениях хранился в вещевых мешках лучших бойцов, одним из которых был и этот солдат.
А запас взрывчатых веществ – тротила находился в вещмешках бойцов саперного взвода, командовал который, как я уже говорил, младший лейтенант Иван Лапин.
Он был трудолюбивым и храбрым человеком, за что его очень любили саперы. Никогда не забуду мою последнюю встречу с ним в бою. Смотрю и глазам своим не верю: передо мной стоит бледный как снег Иван Лапин с забинтованным плечом и рукой. Вражеская пуля прошила насквозь плечо.
Лапип потерял много крови и еле держался на ногах. Однако уйти в тыл категорически отказывался. И даже мои уговоры не помогли. Тогда вмешался полковой врач, который, видя тяжелое состояние Лапина, категорически предложил Лапину отправиться с санитаром. Со слезами на глазах младший лейтенант Лапин вынужден все же уйти вместе с санитаром. Лапин поклялся, что быстро поправится и найдет нас. Но увы! Встретить Лапина мне болыпе не пришлось (Лапин прошел всю войну. Живет сейчас в Таласском района Киргизии, село Иваново-Алексеевское, работает главным агрономом колхоза).
Александр Журин обеспечивал связь. С нею было плохо. Радиосредств у нас не было вовсе. Попав в полуокружение, мы совершенно оторвались от внешнего мира. Под нами – ледник, вокруг – гитлеровцы, а над нами небо и непрерывно падающие мины фашистов. Часто мы навсегда прощались со своими боевыми товарищами. Вот только что принесли на носилках нашего переводчика лейтенанта Ротта. Лейтенант пошел вместе с разведчиками и был смертельно ранен в грудь. Переводчик наш стонал и все время просил пить. Скончался у нас на глазах. В штабе отряда осталось людей немного. Командир приказал не рисковать бесцельно. Однако сам он не обращал почти никакого внимания на разрывы мин, держался бесстрашно.
Сидим вчетвером: майор Смирнов, Окунев, Журин и я. Обсуждаем наше положение. Рядом рвется мина: одна, вторая...
– Это пристрелка по нашему КП!– крикнул я майору Смирнову. Как по уговору, втроем почти силой тащим командира полка за каменную глыбу и в один голос командуем:
– Ложись!!!
И сразу на нас посыпался град каменных осколков. На месте, где мы несколько секунд назад сидели, насчитываем семь воронок от мин, которые легли точно в шахматном порядке. Отделались легко – у одного не обнаружили четвертой части уха. Командир полка смеется и говорит:
– Это был пример мелкой паники,– и здесь же похвалил нас за то, что вовремя смылись с того места, где сейчас зияли воронки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162