- Когда мы с твоим отцом только поженились, он хотел быть со мной каждую ночь... - многозначительно сказала она и взглянула на Машу, чтобы увидеть её реакцию. - Он был сильным мужчиной. Ты понимаешь меня, девочка?
Чего уж тут было не понять. Безумная мужская страсть, как и отсутствие таковой, были Маше знакомы. Ей, слава Богу, довелось проводить ночи с так называемыми сильными мужчинами, которые действительно могут свести женщину с ума. Ночи, проведенные с Волком, были наполнены такими проявлениями любовной страсти, о которых её милая мамочка, наверное, в свое время и помыслить не смела. Что было, то было.
- Для него я была готова на все, - продолжала мама. - Хотя были, конечно, вещи, которыми бы я ни за что не стала бы заниматься. Понимаешь, о чем я? Не потому что я ханжа, а потому что этим занимаются только извращенцы...
Бедная мама! Если бы она знала, чем занимались они с Волком. Пожалуй, этим не занимались даже отъявленные извращенцы. Если рассказать об этом, ей не под силу будет взять в толк, о чем идет речь... Впрочем, в том не было ничего странного. Интимная жизнь детей всегда неразрешимая загадка для родителей. И наоборот... Ведь как бы Маша ни старалась, она никогда бы не могла себе представить самого простого: что такое её отец как мужчина, а мать как женщина. Неужели они и правда когда-то занимались друг с другом тем, что принято называть сексом? Старшей сестре Кате повезло в этом отношении больше. В детстве та намекала Маше, что однажды воочию наблюдала сей сакральный акт. Должно быть, она все выдумала. Было в этом нечто противоречащее всем законам материального мира.
- Вообще-то отец не хотел сразу заводить детей, - печально рассказывала мать. - Он считал, что прежде нужно самим насладиться жизнью. Поэтому хотел, чтобы я занималась с ним всеми теми вещами, а я отказывалась, несмотря на то, что он был очень настойчив. Потом я забеременела, и ему стало не хватать моего внимания...
Что-что, а эти штуки были Маше тоже хорошо знакомы. Но теперь её интересовало нечто другое.
- Мамочка, - спросила она, - а Катю он полюбил с рождения?
- Сначала ему пришлось смириться с тем, что я все-таки сделала его отцом, а со временем он полюбил её. По крайней мере, с тех пор, как она немного подросла и стала похожа на человека.
- А когда я родилась? Мать отвела глаза.
- Когда он узнал, что я снова беременна, то просто разъярился. Тогда-то, видно, у него и появилась эта навязчивая идея куда-нибудь сбежать. Я ужасно испугалась. Но аборт меня страшил гораздо больше. Ведь ещё никто не доказал, что Бога нет, - вздохнула она.
- А тебе, мама... тебе хотелось, чтобы я родилась?
- Я как-то об этом не задумывалась. Но чего мне точно хотелось - так это чтобы он перестал беситься. Я задыхалась от одиночества, и мне хотелось, чтобы мы снова стали близки.
- Если он все-таки уйдет от тебя, что тогда? - осторожно спросила Маша.
- Молюсь, чтобы этого не произошло.
- А если?
- Тогда ему придется об этом пожалеть! - с неожиданной злостью выкрикнула мать.
- А как же Бог? - напомнила Маша.
- Бог меня простит! - убежденно прошептала мать. Хотя прежде Маша не фиксировалась на религиозных настроениях, но теперь поймала себя на том, что ей захотелось пойти в какую-нибудь церковку поставить свечечку и даже помолиться - лишь бы это помогло.
Она инстинктивно потянулась к матери, чтобы обнять её, но та отстранилась.
- Какая же ты дура, Маша, что влюбилась! - в сердцах воскликнула мать. - Как жаль, что ты пошла в меня, а не в отца! - горько посетовала она.
XXXIII
Деловой ужин, на котором с Машей собирались обсудить вопрос о новом телевизионном шоу, было намечено провести в ресторане Центрального Дома литераторов. Господин Зорин заехал за ней прямо домой на своей скромной служебной "Волге" с шофером.
Маша была в знаменитом ресторане впервые. Дубовый зал был почти безлюден и, если бы не столики, покрытые белыми скатерками, то мог бы вполне сойти за небольшой католический храм - по причине высоченного потолка и стрельчатых окон, застекленных цветными витражами. На одной из стен прилепился даже балкончик для проповедника. Однако насиженный дух пышных писательских застолий, казалось, все ещё исходил от капитальных дубовых стен, помнивших и гениального поэта в белом смокинге, забегавшего сюда глотнуть шампанского, и вечно сиживавшего в уголку не менее гениального прозаика в сером костюмчике, кушавшего водочку.
Господин Зорин усадил Машу за столик, заранее сервированный на пять персон и освещавшийся бежевым абажуром, а сам отлучился по нужде.
Маша огляделась. Нынче здесь царило практически абсолютное запустение. Только за тремя столиками теплилась какая-то жизнь. За одним из них сосредоточенно ели черную икру и пили дорогое шампанское четверо восточных людей. Вряд ли это были литераторы. Разве что палестинские товарищи. А скорее всего, какие-нибудь шейхи. В дальнем углу зала вблизи обшарпанного черного рояля Бог знает на какие деньги гудела странная троица: тонкий очкарик, толстый очкарик, а также большеголовый коротышка с роскошной курчавой шевелюрой. Эти трое вполне могли бы сойти за писателей, если бы время от времени курчавый коротышка не вскакивал из-за стола и не бежал к обшарпанному роялю, чтобы с чувством ударить по клавишам джаз. При этом толстый и тонкий, прихватив бутылки и рюмки, пристраивались справа и слева от него и тоже принимались брать разнообразные аккорды и диссонансы. Возможно, это были какие-нибудь композиторы. И, наконец, за соседним от Маши столиком угнездился почтенно-поседелый дядюшка, вроде геморроидального Свидригайлова. Это был точно литератор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132