- Так значит, вы собирались отметить в наших краях свой день рождения? - спохватилась Клавдия Ивановна. - Вместе с Ромой?
- Ты, дочка, у нас будь как дома, - добавил Михаил Палыч, словно забывшись. - У нас тут отдых - благодать божья! Жаль только, Ромы нет, он бы тебе все показал... Дело молодое...
- Нет больше Ромы! - снова заголосила Клавдия Ивановна, закрываясь передником.
Маша бросила взгляд через открытую дверь в смежную комнату и увидела в уголке над широкой железной кроватью с никелированными набалдашниками несколько простых иконок, убранных чистым белым полотенцем, и крошечную лампадку.
Клавдия Ивановна, словно почувствовав её взгляд, перекрестилась и воскликнула:
- За что, Господи? За что?
И в самом деле, за что?.. Если уж Господь Бог в бесконечной доброте своей и мог на кого-то прогневаться и решил отнять ребенка, то только не на этих двух бедных стариков, только не у них!..
Маша плакала вместе с ними и думала о том, что, если бы её собственные родители от неё отказались, тогда бы Клавдия Ивановна и Михаил Палыч могли бы удочерить девочку Марию. И называлась бы она не Маша Семенова, а Маша Иванова. Невелика разница.
Она вообразила себе, как папа ковыряется ключом в замке почтового ящика и вместе с "Юридическим вестником" и "Экономикой и жизнью" извлекает это странное письмо. Поднимаясь в лифте, он вертит в руках конверт без обратного адреса со штампом какой-то русской не то Швейцарии, не то Венеции, а потом, войдя в квартиру, читает письмо маме, которая вываливает на ладонь из баночки новый патентованный крем и толстым слоем размазывает по морщинистому лицу и шее. Он читает:
"Глубокоуважаемые супруги Семеновы, Иосиф Яковлевич и Ольга Николаевна, сына нашего Рому Иванова разорвало пополам гранатой из подстволъного гранатомета в городе-герое Грозном Чеченской АССР, и Мария приехала навестить нас в нашем доме, который, кстати сказать, в настоящее время приватизирован и вместе с участком пятьдесят соток находится в нашем полном законном владении. Имеются у нас также акции нашего совхоза, в котором Клавдия Ивановна проработала до пенсии, а теперь будет получать оттуда дивиденды. В прошлом годе Михаил Палыч тоже вышел на заслуженный отдых как работник внутренних дел, а потому материально мы вполне обеспечены государством. К тому же, и хозяйство, с которого тоже кое-что имеем. Вот мы сидели себе вдвоем, говорили, плакали, когда приехала Мария и предложила нам себя удочерить. Чтобы утешить нас в нашем большом горе. Мы, конечно, согласились, потому что это очень нас утешит, и мы будем чувствовать себя не так одиноко, если мы удочерим Марию и будем её любить как родную..."
- Это что за новости? - удивится мама.
- По-моему, - скажет папа, - это крестьяне или что-нибудь в этом роде. Совершенно никакого слога.
- Но зато от чистого сердца, - ответит мама. - Кажется, они действительно будут любить её как родную. Тебе не о чем беспокоиться.
- Я надеюсь, - покачает головой папа. - Если ты не возражаешь, я согласен.
* * *
Потом они втроем отправились на кладбище, которое располагалось на холме между двумя озерами в густой роще. У свежей могилы они ещё поплакали и помянули дорогого им человека. Клавдия Ивановна разложила на платочке нехитрую закуску, а Михаил Палыч наполнил небольшие граненые стаканчики.
- Вы в Россию насовсем? - вдруг перейдя на "вы", спросил Машу Михаил Палыч. - Или скоро опять туда, к чеченам?
- Пожалуй, насовсем, - ответила она. - Да и начальство считает, что мне нужно отдохнуть...
Потом они долго молчали, и Маша чувствовала, чего от неё ждут осиротевшие родители. Наконец она собралась с духом и начала сбивчиво объяснять:
- Вообще-то все случилось мгновенно... Рома даже ничего не почувствовал... Вспышка, удар - и конец...
Она подняла голову и устремила глаза к небу, откуда, как она надеялась, на них теперь взирал Рома, чье расчлененное тело покоилось у них под ногами. Сквозь слезы солнце дрожало и было готово вот-вот покатиться по небосклону в озеро.
- Скажи, дочка, - проговорила Клавдия Ивановна, в отличие от мужа почему-то переходя на "ты", - он... он там не голодал, хорошо питался?
- Очень хорошо, - успокоила Маша.
- Ну ничего, - проворчал Михаил Палыч, - наши тоже всыпали чернозадым!
Потом снова поплакали и помолчали. Маша порылась в сумочке и отдала им пластиковую кредитную карточку. Что они с ней будут делать? Кажется, они даже толком не поняли, что это такое. Наверное, бережно сохранят в память о сыне - пришпилят рядом с его украшенной траурным бантом фотографией.
Больше рассказывать было нечего. Маша засобиралась назад. Ее проводили до паромной переправы.
- Дай те Бог, дочка, счастья, что приехала, - сказала Клавдия Ивановна, крепко обнимая Машу. - Дай те Бог!..
- В отпуск или так - милости просим, - бормотал Михаил Палыч. - У нас места - у-у! - знаменитые!..
* * *
...Маша стояла на пароме, сонно ползущем через водоем, и ветер трепал её волосы. Становилось свежо, и, прислонившись к железным перилам, она поплотнее запахнула куртку из черной дорогой кожи. Вдали на воде виднелись какие-то острова и над ними стаи птиц. Тут у Ромы Иванова прошло детство и отрочество... В этот момент к Маше приблизилась толстая женщина с худой девочкой.
- Вы прямо вылитая Маша Семенова из новостей! - сказала толстая женщина.
- Какая такая Маша Семенова? - пожала плечами Маша.
- Ну вы даете! - изумилась худая девочка. - Жена ж этого Невзорова!
X
Вот Маша снова оказалась в Москве-матушке, которая после долгой разлуки что-то не проявляла к ней особых родственных чувств. Мысль о возвращении в полупустую однокомнатную квартиру, которую Маша снимала с тех пор, как обрела моральную и материальную независимость от кого бы то ни было, не высекала в душе бурного энтузиазма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132