Осталась лишь пластиковая кредитная карточка и плеер в придачу. Такие дела, Рома. Маша вдруг представила себе, как мог бы звучать текст его последней воли:
"Я, Рома Иванов, сим удостоверяю и завещаю мою кредитную карточку и мой плеер с наушниками, который, между прочим, продолжал работать, когда я уже не имел возможности его слушать, моей коллеге и подруге Маше Семеновой. Я, такой-то и такой-то, скоропостижно скончавшийся в адском пригороде, и чей депозитный вклад, с ежемесячным начислением процентов... и т.д. и т.п."
Короче говоря, нормальное, перманентное безумие.
* * *
Несколько часов спустя обычная компания журналистов собралась в офицерской столовой, размещенной в подвалах бывшей овощной базы, чтобы за дружеским столом упиться вусмерть. Полковник все ещё был рядом. Маша познакомилась с ним случайно, ещё в начале этой войны. Его звали Александр Вовк, и его рука слегка обнимала Машу за плечи. Однако она едва замечала это прикосновение.
"Волк..." - мысленно произнесла она.
Где-то внутри себя Маша ощущала острую боль, ещё не в состоянии определить её точного местоположения. Вокруг неё послышалось сразу несколько голосов. Они доносились до неё как будто издалека.
- Подумать только - Ромка! Ужас какой, а?.. Пополам! Это ж надо, шальной выстрел из подствольника - и нет больше Ромки... - говорил кто-то, прищелкивая пальцами.
Словно соглашаясь со сказанным, полковник обнял Машу чуть крепче.
* * *
Значительно позже, обгрызая ноготь на пальце и уставившись в облупленный потолок, освещенный слабосильной лампочкой, Маша припомнила о своем давнишнем и единственном сеансе у одного мага и прорицателя. В те стародавние времена маги и прорицатели ещё не успели размножиться и были в большом дефиците. На прием к ним можно было попасть лишь по большому блату.
Маг и прорицатель (не будем называть его фамилии) принялся неторопливо рассказывать Маше сказку о верном сером волке, который нес на спине через дремучие леса прекрасную царевну, а Маша, устроившись на удобной магической кушетке, вдруг банально, по-бабьи заревела. И проревела не меньше получаса из отведенных ей сорока минут.
- А чего, собственно, вы хотите от жизни? - напрямик поинтересовался у неё маг.
- Я хочу быть счастливой! - простодушно ответила она и опустила глаза.
Это не смутило специалиста ни на мгновение. Наклонившись ближе, он произнес загадочно:
- Ну-с, глобального счастья я вам, конечно, гарантировать не могу, но если вы сможете разглядеть волка в человеке, то чисто женское счастье вам обеспечено.
Он даже не пытался к ней приставать.
II
А ещё раньше, сладостным июньским днем, в большом банкетном зале по-прежнему великолепной "Праги" семнадцать беленьких непорочных голубок выпорхнули, образно выражаясь, из золоченых клеток. В этот день Маша Семенова вышла замуж за Эдика Светлова.
Для Маши бракосочетание не было таким уж общественно значимым событием, как, скажем, для Эдика, которому наскучило вечно сидеть под крылом своего ветхозаветного и могучего, как Саваоф, папаши, чей авторитет по торговой части был непререкаем. Женитьба была для Эдика актом морального возмужания, обретения самостоятельности и статуса солидного и основательного делового человека, каковым он давно мечтал почитаться... Но особенную и непреходящую ценность замужество Маши имело для её собственного папы, юриста до мозга костей, который на правах родственника получал в делах Светлова-старшего свою заветную кровную долю, а главное, его доверие, на какое последний был вообще способен по отношению к кому-либо.
В тот день Машу осыпали цветами.
- Улыбайся, - нашептывал Маше папа, чинно ведя под руку по направлению к месту назначения, - если б ты знала, сколько за все это уплочено!
Его медоточивый голос неизбежно обнаруживал вековечную печаль. Папа никогда не простит Маше плохих отметок в школе, ста рублей, украденных на помаду, а также, конечно, её вопиющей беременности, узнав о которой он быстренько поволок Машу аж в город Киев - подальше от грязного панка-фашиста, мальчишки, который, как предполагал папа, опорочил его голубку прямо в лифте, не снимая даже своих драных кожаных штанов.
Папа вообще считал своим святым долгом осуждать всяческих фашистов. Он бы, пожалуй, примирился даже с безродным джинсово-засаленным юнцом-хиппи. Только не с красно-коричневым говном. Тут уж он не стеснялся в выражениях. Он гордо называл себя "шестидесятником".
От города Киева, а вернее, от престижной цековской больницы с обширным гинекологическим отделением у Маши остались самые теплые и живые воспоминания. Заправлял там делами свиноподобный вивисектор на пару с усатой ассистенткой, за твердый тариф обстригающий у блудливых школьниц несчастных зародышей... Да что уж там!
Итак, Маша и папа уже были на полпути к месту встречи брачующихся, как вдруг родитель прошептал:
- А тебе действительно хочется замуж, доченька?
Появился слабый луч надежды, что папа даст задний ход и они преспокойно отправятся домой и впредь будут делать вид, будто бы никакого жениха и не было... Однако, вместо этого родитель душевно успокоил Машу, объяснив ей в сжатой форме, что особенно теперь, в наши постзастойные времена, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Намекал он к тому же на склонность Маши к полноте и, вообще, её развитые пищевые инстинкты.
Надо полагать, что и Машу он зачинал с чувством, которое никак нельзя назвать не только любовью, но и даже мимолетной страстью.
И вот теперь папа преспокойно спроваживал Машу, предавая её в руки человека, который, возможно, посягнет не только на её тело, но и на саму душу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132