- Ты же всегда хотела троих детей, - напомнила сестре Маша.
- Я не отрицаю, не отрицаю, - захныкала та. - Только я уже смотреть не могу на свое отвисшее пузо! На груди, которые набухают от молока и превращаются в два астраханских арбуза. Мне дурно от одной мысли, что после родов я буду ещё два года вскакивать по ночам, возиться с мокрыми пеленками и загаженными подгузниками! Ведь от этого озвереть можно!..
Слушая сестру, Маша почувствовала, что и у неё самой начинает кружиться голова. Однако она нашла в себе силы сказать:
- Не грусти, сестричка! Вечером я к тебе приеду, и мы спокойно обо всем поговорим.
Все это так странно. Особенно если принять во внимание то, с каким пьянящим восторгом Маше вспоминались звездные ночи в Минеральных Водах. Волк признался ей тогда, что хотел бы иметь от неё ребенка. Это его признание стало для неё наслаждением почище оргазма. При всей самовымуштрованности и бдительности Маши в этом отношении как-то так вышло, что за все время её романа с полковником такие штучки, как диафрагма, пилюли и прочее, оказались напрочь забыты.
Разговор с сестрой лишь невыносимо обострил тоску и страстное ожидание завтрашней встречи с Волком. Единственным местом, где можно было немного отвлечься и забыться, был отдел новостей.
* * *
Итак, Маша сидела в отделе новостей и впитывала окружающую суету, как целебный бальзам или средство местной анестезии.
Она уже успела поставить перед собой чашку с растворимым кофе и блюдечко с крошечным бисквитом.
Отщипнув от пирожного и сделав глоток кофе, Маша увидела, как в отдел вплыло юное создание женского пола и, обольстительно покачивая бедрами, начало приближаться. Ее пухлые губки капризно подобраны. За щекой шарик-леденец, одна палочка торчала наружу. Громадные зеленые глаза совершенно пусты. Но зато ягодички и грудки необычайно тверды и работоспособны, а ножки длинные-предлинные. Очаровательным щебетом эта птичка заставила вздрогнуть и оторваться от экрана монитора бородатого режиссера-серфингиста, уставившегося на неё с таким рефлекторным собачьим обожанием, словно он был цирковой дворнягой, на которой опробовали систему доктора Павлова. От одного взгляда на леденец за её щекой у бедняги взбунтовалась предстательная железа. Казалось, ей достаточно было помахать сладким шариком на палочке у него перед носом, и он начнет скакать через горящий обруч или играть на барабане.
Маша невольно улыбнулась. Ей сразу вспомнились мамины поучения, сводившиеся к тому, что для женщины никакие жизненные достижения не могут сравниться с удачным замужеством. Когда будучи ещё десятиклассницей, влюбленной в словесность как таковую, Маше довелось выслушать не однажды мамины предостережения о том, что, пока она, такая романтичная и возвышенная, будет грызть карандаши и писать стихи, слетающиеся в Первопрестольную эдакие энергичные, свеженькие шлюшки разберут и молодых и старых и сведут на нет шансы Маши когда-нибудь обзавестись супругом. Бедная мама, она сама была готова с ружьем стоять у папиной конторы, чтобы отпугивать от него всех этих юных соблазнительниц.
Почти с абстрактным любопытством Маша наблюдала, как девчонка в колготках в сеточку, купленных, по-видимому, у каких-нибудь привокзальных цыганок, подошла к взрослому, видавшему виды мужчине и, слегка вильнув бедрами и поиграв рельефными грудками, мгновенно сделала его дурак-дураком.
И ещё у Маши не было никаких сомнений в том, что эта любительница леденцов ничтоже сумняшеся укокошит кого угодно, даже собственную тетю, у которой она остановилась, приехав поискать счастья в Москве, - лишь бы оказаться на Машином месте.
Но вот девочка засекла скромную персону Маши Семеновой и что-то зашептала бородатому режиссеру, который, превозмогая протуберанцевые выбросы гормонов, пытался понять, что она у него спрашивает, помимо царапанья ноготками его предплечья. Режиссер взглянул в сторону Маши, а потом утвердительно кивнул головой.
И только теперь на Машу снизошло озарение, для чего Господу Богу понадобилось подсылать к ней эту девицу.
Суть озарения была чрезвычайно проста и как бы даже не имела никакого отношения к вышеописанной девице. Маша хотела ребенка от Волка.
Кем бы он ни был и где бы ни служил. Кем бы она ни была и чего бы ни добилась в жизни. Тем более что ничего более призрачного и ненадежного, чем телевидение со всеми его рейтингами и премиями и выдумать было нельзя, учитывая, что только сюда устремлялись самые плотные и хищные косяки леденцовых пираний... Стало быть, девица все-таки имела самое прямое отношение к её озарению.
За первым озарением последовало и второе. Девица, которая уже оттолкнулась от режиссера и плыла теперь прямо к Маше, не успела сделать и нескольких покачиваний бедрами, как Маша мысленно обратилась внутрь себя, а именно в заповедную область материнского органа, и пришла к заключению, что с огромной долей вероятности уже несет в себе дитя, зачатое вблизи кавказских гор.
К сожалению, юная любительница леденцов была совсем рядом и не дала Маше насладиться обдумыванием озарений. Она решительно подъехала к ней с глупым восклицанием и испоганила все лилейное благолепие, установившееся в душе.
- Неужели это вы?! Сама Маша Семенова! Я готова на вас молиться! Именно такой я вас себе и представляла!
У неё на лице отразилось нечто похожее на детский восторг, когда ребенок наконец дорывается до любимой игрушки и страстно желает распилить её пополам, чтобы немедленно разгадать её секретное очарование.
Случалось, на улице или в метро Машу уже повергала в недоумение (а иногда и в бегство) подобная гипертрофированная телезрительская реакция, но чтобы это обрушивалось на неё непосредственно на рабочем месте - такого ещё не бывало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132