Несмотря на то, что по своей профессии я строитель (что, безусловно, наложило какой-то отпечаток), с жизнью тяжёлой и лёгкой промышленности я знаком не понаслышке — в Свердловске приходилось глубоко вникать во всю эту кухню.
И если, скажем, ко мне приходит пожилой человек, производственник, и взволнованным голосом говорит: Борис Николаевич, я сорок лет в «Газпроме», что делает ваш Лопухин, там же то-то происходит, вот цифры, там кошмар, все летит к черту, — сердце моё, разумеется, не выдерживает.
Первая моя попытка «добавить» в правительство для равновесия Скокова или Лобова была гордо отвергнута Гайдаром. Но затем, видя все проблемы и трудности молодого правительства, — а я встречался с министрами на обязательном официальном заседании каждую неделю по четвергам — все-таки вынужден был ввести туда энергичных представителей директорского корпуса.
…Ведь кто такой в России директор? Человек, который даёт работу, человек, который даёт семье нормально существовать, который может выгнать с работы или продвинуть по служебной лестнице. И неважно, акционировано предприятие или не акционировано. Все равно, конкретный директор решает твою конкретную судьбу.
…Вскоре после консультаций с соответствующими комитетами парламента были выдвинуты для работы в правительстве Г.Хижа и В.Шумейко.
Ещё через несколько месяцев — В.Черномырдин.
Что стояло за этими передвижениями?
Лопухин — талантливый экономист, один из самых способных министров в правительстве Гайдара. Но ведь он возглавлял нефтегазовый комплекс. Который тянет за собой всю политику ценообразования. Любой прокол здесь отдаётся болью во всем экономическом организме страны. И я волевым решением снял Лопухина с работы и поставил в правительство Черномырдина, которого знал ещё по Уралу. Я уже видел, что реформа идёт полным ходом. Она породила совершенно новые экономические факторы: рынок сырья и материалов, рынок ценных бумаг, оживила и возродила в России банковскую и биржевую систему, перевернула российскую торговлю. Словом, такого действительно не было никогда, даже при нэпе.
Когда я это понял, мне захотелось подстраховать новую политику, обеспечить ей долгую жизнь — усилить какой-то новой, надёжной и волевой фигурой. И время показало, что я не ошибся. Черномырдин сыграл свою партию значительно позже, но это назначение обеспечило преемственность экономической политики правительства в условиях реакционного «штурма», который был предпринят в начале следующего года.
Совсем другая история с министрами здравоохранения и образования. В чем-то их судьба схожа.
Министр здравоохранения Воробьёв пришёл вместе с Гайдаром, а министр образования Днепров — примерно за год до него.
Оба люди в возрасте, зрелые, оригинально мыслящие, крупные специалисты в своих областях.
Днепров — известный «бунтарь» в системе Академии педагогических наук, который собрал свою команду в Министерстве образования и разработал целую концепцию новой российской школы.
Воробьёв пришёл с новой, свежей, оригинальной программой в области здравоохранения. Но если Днепров, благодаря тому, что успел проработать при «старом режиме», когда начальства ещё слушались, сумел хоть что-то внедрить в реальную школьную практику, то у Воробьёва сразу начался полный развал в его системе. Никто ничего не понимал и не хотел делать по одной простой причине — перестал работать аппарат министерства.
А здравоохранение — это ведь очень болезненная отрасль и в прямом, и в переносном, политическом смысле. Как только начались какие-то непонятные большинству людей реформы в поликлиниках, бурные разговоры о платной медицине, народ сильно задумался. Если платные школы были довольно редки, хотя тоже многих раздражали (совершенно непонятно, кстати, почему — не хочешь, не иди), то разговоры о платном лечении задевали всех — а именно этим боком вылезла на поверхность воробьевская концепция развития здравоохранения. Именно это увидели в ней, а не позитивную перспективу богатых поликлиник и высокооплачиваемых врачей. И увидели не зря. Такую реформу надо проводить в течение целого ряда лет, очень планово и постепенно.
«Выбор мишеней» в правительстве, который определился, скорее всего, в преддверии шестого съезда, ясно показывает, какие силы участвовали в сговоре парламентских фракций: «Гражданский союз» целился в энергетику и внешнеэкономические связи, а блок коммунистов и патриотов — в социальные сферы. На том этапе их аппетиты не были слишком большими.
Реформы в образовании и медицине отнюдь не были преждевременными. Напротив, они давно назрели. Но эта история с министрами, в общем-то, довольно локальная и не очень значительная, ясно показывает ещё одно слабое звено нашей политики: затруднительно проводить реформы во всех сферах жизни сразу.
В начале и середине 1992 года только и говорили что о грядущей волне забастовок. Экономисты предупреждали, что падение производства приведёт к массовой безработице. Политические противники реформ в парламенте говорили, что население не выдержит «обвального роста цен» и выйдет на улицы с «маршем пустых кастрюль». Неожиданно обнаружился страшный дефицит наличности. Жители целых регионов по многу месяцев не получали зарплаты и пенсии.
Но в 1992 году, о котором идёт речь, со своими требованиями заметно и громко выступили лишь две группы населения — учителя вместе с работниками детских садов и шахтёры.
…Что касается воспитателей детских садов, то тут вообще положение было плачевным, даже в Москве зарплаты были настолько смешные, что и говорить нечего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151