Скотт, однако, грубо ошибся в своих подсчетах, денег на поверку оказалось куда меньше, а главное, вдовица пережила и Скотта, и всех его детей. Но одно то, что Скотт отправил нескольким друзьям бодрые письма, распинаясь в них о проблематичных 30 000 фунтах, красноречиво свидетельствует о направлении его мыслей, все более и более омрачавшихся денежными заботами.
И все же он был счастлив. Подводя итоги прожитому, он в 1821 году писал одному старому другу: «У меня любящая семья и подающие надежды дети, много друзей, мало недоброжелателей и, думаю, совсем нет врагов — а удачи и славы больше, чем когда бы то ни было приносил человеку один лишь литературный труд. Я живу среди близких, от меня зависит благополучие многих, и я забочусь о них по мере сил и возможностей. Смею надеяться, что нрав мой, каковой, как вам ведомо, от природы легкий и добрый, не испортили лесть и успех, а посему мне совсем незнакомо томление духа, которое уподоблю рабу, посаженному в колесницу к поэту, дабы не дать ему вкусить от своего триумфа». Скотт обладал способностью быть счастливым. Он любил быть лэрдом Абботсфорда; любил как радости семейного очага (он был поистине прекрасным отцом), так и светские волнения по поводу приема гостей; любил — и любил по-настоящему — своих псов; любил объявляться в Эдинбурге эдакой «носительной» (внушительной) персоной; и, вопреки столь частому балансированию на грани финансовой катастрофы, он любил оговаривать с издателями условия соглашений и любил золотые ливни, что они приносили. Он, похоже, без всяких колебаний принимал векселя на крупные суммы за работу, к которой еще и не притрагивался. «Я и время любых двоих одолеем».
Конечно, он слепо верил в финансовую неуязвимость Констебла. Он считал, что завещание шурина обеспечило будущее детей. К тому же молодой Вальтер занимал в армии прекрасное положение. Что было нужно отпрыску, так это хорошенькая, понимающая, любящая и весьма состоятельная жена. И такую отец ему подыскал. Размышляя о будущем Вальтера в марте 1824 года, он припомнил — или сделал вид, что припомнил, — ухаживания сына за некоей мисс Джейн Джобсон, имевшие место несколько лет тому назад. Он написал Вальтеру, намекнув «несколько загадочным образом», что Джейн Джобсон, «хорошенькая наследница Лохора», может оказаться тому подходящей парой. Но только в том случае, если Вальтер, возобновив с нею знакомство, проникся бы к ней глубокой симпатией и это чувство стало взаимным. Во втором письме на ту же тему Скотт заметил: «Вид дивных лесов и долины Лохора, возможно, и повлиял на мое суждение, но я имел с Нею (Джейн. — Д. Д.)обстоятельные беседы и, когда она преодолела застенчивость, нашел, что девушка она приятная и совершенно искренняя». Таким образом Вальтер и Джейн снова сошлись, прониклись друг к другу симпатией и, несмотря на первоначальное сопротивление матушки Джейн, обвенчались в начале 1825 года. (Скотт отказал молодым все абботсфордское поместье в полное и безраздельное владение после своей смерти, оговорив за собой только право занять под залог Абботсфорда 10 000 фунтов, если понадобится, — позднее оно и понадобилось.) Скотт был на вершине счастья. И не только потому, что его стараниями молодой Вальтер был окончательно устроен, имея в женах наследницу, о которой Скотт писал одному из друзей: «У нее золотое приданое, ибо ее состояние в землях и недвижимости составляет 50 000 фунтов, да еще и виды на будущее». Он сразу же от всего сердца привязался к Джейн и написал ей несколько из самых очаровательных и счастливых писем, что когда-либо получали его адресаты. Его письма весной 1825 года и вправду показывают, что Скотта переполняло довольство. Нельзя остаться равнодушным, читая его нежные, веселые, шутливые письма к «милой Джейн» в Ирландию, где тогда служил ее муж. Ничего подобного во всем остальном своде переписки Скотта не найти.
НОВЫЕ РОМАНЫ
А романы следовали один за другим. После вымученного «Певерила Пика» (1822) и перерыва, вызванного в том же году посещением Шотландии Георгом IV, Скотт закончил и опубликовал одну из самых знаменитых своих книг — «Квентина Дорварда» (1823). В ней он впервые отважился выйти за границы Британских островов и перенес действие во Францию XV века; свойственную месту и времени атмосферу вырождения рыцарства — этот исторический период как нельзя лучше отвечал складу его творческого воображения — Скотт сумел передать с незаурядной достоверностью, несмотря на то что имел довольно смутное представление о фактической стороне эпохи и на месте действия никогда не бывал. Образ Людовика XI относится к величайшим достижениям Скотта. Во Франции книгу встретили с бурным восторгом, что немало способствовало распространению славы Скотта по всей Европе. В следующем году вышли из печати «Сент-Ронанские воды», примечательная смесь современного нравоописательного романа и готической мелодрамы; судя по всему, Скотт усомнился здесь в собственном творческом воображении и тем самым испортил один из своих наиболее оригинальных замыслов. Этот роман никогда не имел успеха у читателей, хотя он и не лишен своеобразного интереса. Незадолго до того Скотта избрали президентом Эдинбургской нефтегазовой компании, которая в конце концов прогорела, так что в декабре 1827 года ему пришлось уплатить всю сумму поручительства. А в 1824 году он принял деятельное участие в открытии нового среднего учебного заведения — Эдинбургской классической школы.
Весной 1824 года Скотт сообщал Джеймсу Баллантайну: «Сент-Ронан мне никогда не нравился — этот, по-моему, будет получше». «Этот» — опубликованный в том же году роман «Редгонтлет», где он с блеском возвратился к своей первоначальной теме — судьбе якобитства в современном мире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42