Будто Тёрнер имел отношение ко мне лично, был частью моей судьбы… Во всяком случае, в течении года или даже двух, по случаю бывая на Среднем, я пристально вглядывался в окна шаубовского эркера. И в те, которые лишь чуть приоткрывали пространства небольших помещений, и в те, что вечно были закрыты шторами, и в те, которые подобно Сережиной квартире не таили за собой ровным счетом ничего… Все было тщетно… Постепенно любопытство умерло во мне. Но привычка мимоходом бросать взгляд на скрывающий некую тайну эркер сохранилась у меня до сих пор.
Кстати, — о Сереже… Я встретил его несколько лет назад в Соловьевском саду, куда зашел посидеть на скамье. На соседней скамье, видимо на «вылет», играли в шахматы человек пять бойцов пенсионного возраста. Трое стояли перед скамьей, в то время, как двое других сидели на ней за доской в пол-оборота по отношению ко мне. Я узнал Сережу. Почти сразу узнал, хотя и не видел его более полувека. Правда, его прежде кроличье личико стало походить на личину старого бобра. Одет он был крайне неопрятно и рука его долго дрожала над доской прежде, чем ухватить какую-либо из фигур. Сережа явно не вписался в перестройку, да и раньше по жизни, видать, ходил тяжело. Шучу, конечно, но сдается мне: не помогла ему школьная латынь, которая окончательно, как справедливо заметил еще Пушкин «…из моды вышла ныне…»
Но продолжим наше путешествие. Пятая линия, 42. Здесь еще в середине XIX века стоял унылый, деревянный дом. Но в 1851 году по заказу очередных владельцев участка — семьи графов Эссен-Стенбок-Ферморов архитектор Василий Морган возвел двухэтажное каменное здание с дворовыми флигелями для общественных бань. В 1882 году бани надстроили до четырех этажей. В этом обличий баня просуществовала до 1950-х годов, когда ее наконец-то полностью реконструировали.
Я помню эту баню в сороковые, послевоенные годы. Конечно, она не была столь облезлой и грязной, как описанная мною в предшествующей главке, Клименковская баня на Второй линии. По-своему популярная — не столь, правда, как, скажем, баня в Фонарном переулке — она собирала в своих парных и помывочных огромное количество василеостровцев. Требовалось часа два-три простоять в очереди прежде, чем добраться до шкафчика, в котором можно было оставить свою одежду.
Людей в помывочных набивалось, как сельдей в бочке. Надо было постоянно караулить свой тазик: на всех их катастрофически не хватало. К кранам с горячей и холодной водой тоже была очередь. Все вокруг заволакивали клубы пара, сквозь которые едва пробивался из-под потолка свет маленьких электрических лампочек. Шум льющейся воды, звон тазов, голоса людей сливались в один неумолчный, тяжелый гул, похожий на гул огромной возмущенной толпы. Зато потом, после похожего на ад чистилища, когда помывка заканчивалась, — все подолгу сидели в предбанниках, наслаждаясь ощущением чистоты, наконец-то, хотя бы раз в неделю дарованной людям, жившим в коммуналках и почти повсеместно лишенных ванн и душа.
Мне иногда снится эта послевоенная баня. Во мне еще живут ее голоса, запахи, обжигающий тело жар. Это, пожалуй, одно из самых ярких и стойких воспоминаний моего детства…
На отрезке от Среднего до Малого проспектов Четвертую и Пятую линию стали застраивать каменными домами только во второй половине XIX века. И только в начале XX века линии приобрели сегодняшний архитектурный облик: здесь есть и массив шестиэтажных зданий, и дома в три-четыре этажа, и даже, стоящие рядом, пятиэтажные и двухэтажные постройки.
Всего от Среднего до Малого возведено 22 дома. Строились они по проектам архитекторов с французскими, итальянскими, но чаще всего немецкими фамилиями. Здесь оставили о себе память: Александр Бруни, Евгений Ферри де Пеньи, Август Жоффрио, Густав фон Голи, Александр Сивере, Иоганн Цим, Карл Лоренцен, Василий Шауб, Яков Гевирц, Константин Ниман. Подстать именам архитекторов были имена домовладельцев и хозяев, располагавшихся на этом отрезке улицы небольших предприятий: «Пуговичная фабрика братьев Бух», «Фортепианная фабрика Бека», «Словолитня „Герман Бертгольд"“.

Четвертая линия, д. №43. Архитектор Г. фон Голи. 2005 г.
Вообще-то Четвертая и Пятая линии, как, впрочем, Кадетская и Первая, Вторая и Третья были и по происхождению и по населению своему — немками. Это подтверждают и многочисленные газетные объявления XVIII, XIX и начала XX веков. Например, «Иноземец Томас Феленшбейн имеет намерение из Петербурга за море ехать. Кто имеет до него какое дело могут искать его на Васильевском острову в доме иностранной коллегии переводчика Турчанинова». Или: «В Пятой линии, между Большой и Малой першпективами, в доме сидельника Штрауса у столяра Класса продаются большие столы, ломберные столы, стулья, комоды, канапе и многие другие вещи по вольную ценою». Или: «На Васильевском острову в Четвертой линии у шляпника Иоганна Питербуша продаются бобровые полы, пуховые и полупуховые шляпки по вольною ценою». Были, скажем, и такие несколько шокирующие объявления: «На Васильевском острову по Четвертой линии, в Иванчиковом доме у живущего в оном Темпеля, продается испытанный многими состав от клопов: пузырек с оным по одному рублю».
Кучное проживание немцев на Четвертой и Пятой линиях безусловно прибавило улице своеобразный колорит. Над здешними магазинами, булочными, цирюльнями, кухмистерскими зачастую крепились вывески на немецком языке. Здесь же предлагалось по случаю свадьбы или других торжеств сочинить стихи по-немецки. На линиях то и дело звучала немецкая речь…
Ну, а сами Четвертая и Пятая линии, за исключением трех особняков и некоторых домов, о которых я уже упоминал, архитектурным убранством своим особо не блещет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65