— И в Политбюро ЦК буду жаловаться, что вы — за империализм и не любите Советскую власть.— Верно! Надо жаловаться! — поддержал Шкребус. — Я бы так не оставил!— Глобус! Твой номер восемь! — перебил Рахимов. — Я внес предложение!— И я внесу свое предложение! — не унялся Шкребус. — Просто выговор, не строгий. И попрошу не обзываться на собрании!— А я считаю и настаиваю, надо его исключить из партии! — парткомовец Козленко не на шутку озлился.— Что ж, товарищи коммунисты, поступило три предложения…Поставили на голосование. Победило предложение Рахимова — не лучшее из трех зол, но и не худшее ведь. Считай, легко отделался, Миронюк!Командир вскочил, уронив стул, выбежал из аудитории, хлопнув дверью:— Я вам всем еще покажу!В зале наступила тишина.Через пару минут тишину нарушил скрипучий голос Бердымурадова:— Что ж, товарищи коммунисты! Вы свое решение вынесли, мнения высказали. Теперь очередь за нами. С батальоном нужно что-то делать! Будем спасать коллектив… Пойдем-ка, Козленко. Тут нам сегодня делать больше нечего.Едва замполит и секретарь парткома вышли за дверь, комбат вскочил из-за своего стола и грозно спросил у начальника штаба:— Собрание закончилось?Тот кивнул.— Прекрасно! Демократия на этом закончилась! Я с вами чикаться не буду! П-панят-тна?— П-панят-тна! — словно эхо ответил юморист Хлюдов.— Молчать! Ладно, я тоже займусь воспитанием! Порядка сама не приходит! Ее нужно наводить ежедневно и ежечасно! П-панят-тна?— Так точно! П-панят-тна! — в унисон гаркнули Власьев, Миронюк и Колчаков.— Замордую! На гауптвахте сгною! В Афган! Всех к чертовой матери! — взвизгнул Алсын.— Не понял?! В Афган? или к чертовой матери? Уточните, пожалуйста! А тех, кто там был, отправите по второму заходу? -поинтересовался Чекушкин.— Чекушкин! Строгий выговор за пререкания! Тебе, Власьев, тоже строгий выговор! И тебе Хлюдов! Миронюку строгий выговор за… за… за… — комбат вслух искал формулировку.— Заело? Закончил? Запьем? Зальем это дело? — подсказал хмыкающий Миронюк.— За… За хамство! — нашел, наконец, нужное слово Алсын. — Строгий выговор! За хамство!— Ой, спасибо, благодетель! Ой, ноги мыть и воду пить!— Пр-рекратить паясничать! Вон отсюда все!В итоге, никого ниоткуда не исключили. Провинившемуся майору объявили выговор — правла, все-таки с занесением в карточку. А по служебной линии за пьянку всем участникам «банкета» вкатили по пять суток ареста. Миронюк, Влас и Гуляцкий отсидели эти пять суток в Ашхабаде, и обстановка нормализовалась. Хотели снять со всех по звездочке, понизить в должностях, но… дважды за один и тот же проступок не наказывают!А Хомутецкий все же изыскал возможность протолкнуть хитрый вариант избавления от Миронюка. Его вскоре сплавили в городишко Мары, в горвоенкомат. Должность без понижения, без личного состава, но из этих Маров не выберешься уже никуда. Разве что на кладбище…
***
— Маразм он и есть маразм! — констатировал Дибаша. — Никита, помнишь, как Вадика Пасмурцева начпо из партии велел исключить?— Помню, ага. А Вадик Пасмурцев — и не член партии был, комсомолец! Так и доложили начальству, как бы по исполнению: товарищ Пасмурцев более не член партии, комсомолец!— Комсомольцы, добровольцы! — немузыкально затянул Димка-художник. — Наливай! Глава 19.Родительский день — Мишка! Шмер! Вонь от твоих носков — это что-то! Шмердит! Хоть беги из мансарды! У-У-У, смерд! — это Никита проснулся в дурном расположении, гм, духа.Голова гудела после вчерашнего застолья. И вместо того, чтобы поспать в единственный выходной, он вынужден участвовать в ПХД, то бишь парко-хозяйственный день. Комбату дома со сварливой женой не сидится — вот и вызывает всех. А завтра предстоит быть ответственным по роте!— Да нормальные носки! Еще пока нормальные! Еще не пятой стадии загрязнения! — пожал плечами Шмер. — Вот на пятой стадии подумаю, стирать или выбрасывать.— О как! Так на какой они сейчас у тебя стадии?— Щас подумаю, определю. Значит, день-другой ношу — пока пальцы не начинают скользить внутри. Это первая стадия. Вторая — когда выворачиваю их наизнанку и вновь ношу. Третья — правый надеваю на левую ногу, левый — на правую. Четвертая — опять выворачиваю. Пятая — носки встали колом, ударяю их об дверной косяк несколько раз, чтобы размягчить. Тогда они вновь наденутся на ноги. Нет, Никита, пока все же не пятая стадия. Терпи!— Не буду! Сегодня же смету все твоё шмотьё-тряпье в кучу и подожгу во дворе!— Такие, значит, твои воспитательные методы?— Только такие! Если не понимаешь человеческого языка!— Ну, и передай ротному, что меня не будет на построении. Не в чем явиться. У меня день большой стирки. Хороша отмазка?— О-чень. Неслышащих скажет, чтоб ты портянки надел.— Эх, если б они были у меня! Ты ж их уже месяц назад вышвырнул!— А то! Я об них два раза запнулся, едва палец не сломал.— Вот и славно! Иди строиться, а я еще покемарю. Да! Пришли сюда Кулешова — сразу после построения. И чтоб захватил мыло, порошок…На плацу, в строю батальона, офицеров было маловато. В основном, лейтенанты. Капитаны и старлеи проигнорировали распоряжение Алсынбабаева и не явились.Капитан Неслышащих получил выговор от комбата за отсутствие управления войсками и начал срывать зло на тех, кто был под рукой.— Где ваш сосед, товарищ лейтенант? — набросился он на Никиту. — Почему его нет в строю?— Голый сидит. Стирка обмундирования.— Пусть явится в чем есть!— В чем мать родила?— Разболтались, лейтенанты?! Передайте, что я его накажу!— Обязательно передам. При встрече…— Так и передайте!— Есть! Так и передам!М-да. Вот оно, пресловутое, разберемся как попало и накажем как-нибудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83