Был налажен перевод лучших произведений зарубежных авторов на русский язык; по почину Дашковой основан журнал «Собеседник любителей российского слова». В нём участвовали Фонвизин, Державин, Херасков, Капнист, Княжнин. Одновременно княгиня издаёт географические карты многих губерний.Именно Дашковой принадлежало остроумное решение заменить сочетание «iо» в русских словах непривычной в то время буквой «ё». Новое написание было утверждено изданным в 1794 году под её редакцией орфографическим словарём. В 1790-е годы отношения между Е. Р. Дашковой и Екатериной II обострились. Царица подозревала свою бывшую соратницу в причастности к изданию «Путешествия из Петербурга в Москву» Радищева, а конкретным поводом к отставке Дашковой послужила трагедии Я. Б. Княжнина «Вадим Новгородский». В 1793 году Екатерина Романовна впервые опубликовала в журнале «Российский театр» эту крамольную трагедию, которую драматург написал ещё в 1789 году, но не решился поставить. Дерзкий для России того времени дух пьесы возмутил Екатерину. «Эту книгу нужно сжечь рукою палача!» – заметила императрица при встрече с Дашковой, на что получила ответ: «Не мне придётся краснеть тогда!». Эта история активно обсуждалась в обществе, например, Д. П. Трощинский писал А. Р. Воронцову: «На сих днях княгиня Катерина Романовна имела некоторую неприятность по причине напечатанной в Академии трагедии Вадим Новгородский, соч. умершаго Княжнина… Действительно, тут есть такие ужасные монологи, которых нигде бы не потерпели в самодержавном государстве».Екатерина приказала трагедию изъять, а Дашкову уволить с президентских постов двух академий с формулировкой «для поправления здоровья и домашних дел». Это произошло 12 августа 1794 года.Шла очередная «смена вех» в идеологии: императрица не желала позволять вольности в высказываниях. Но ведь она сама позиционировала себя как дворянскую царицу, САМА давала российским дворянам всё больше и больше вольностей, – естественно, что дворянская верхушка норовила теперь сесть ей на шею. Винить в этом ей, кроме самой себя, было некого. Однако, будучи всё-таки императрицей, она искала пути к исправлению положения, и не нашла ничего другого, кроме подавления вольномыслия. Интеллектуальная элита расценивала такую её позицию как ужасное тиранство и отвечала уходом в мистицизм и масонство.В 1790 году масон Радищев (1749–1802) издал книгу «Путешествие из Петербурга в Москву», что привело его к аресту и смертному приговору, с заменой на ссылку в Сибирь на 10 лет. Княгиня Дашкова, одной из первых ознакомившись с довольно вздорным сим сочинением, записала на полях: «Здесь – рассеивание заразы французской…» Начали без санкции сверху формироваться объединения вольнодумцев, где критика власти становилась нормой. Д. И. Фонвизин, находясь в Западной Европе, судя по его собственным письмам, «главное рачение обратил к познанию здешних законов». Он размышлял о «наглости разума», «вольности по праву», «юриспруденции как науке», «системе законов» во Франции, но явно писал о своей стране, о екатерининском беззаконии и разгуле фаворитизма: «Король, будучи не ограничен законами, имеет в руках всю силу попирать законы… неправосудие… тем жесточе, что происходит оно непосредственно от самого правительства. Здешние злоупотребления и грабежи, конечно, не меньше у нас случающихся. В рассуждении правосудия вижу я, что везде одним манером поступают».По словам Ричарда Пайпса, «одно из негласных условий царившего в России двоевластия заключалось в том, что если дворяне желали и дальше эксплуатировать труд крепостных, им полагалось держаться в стороне от политики», – а ведь вольные высказывания в печати это уже политика.Вообще проблема прерогатив самодержавной власти встала перед политической верхушкой дворянства задолго до царствования Екатерины; ко второй половине XVIII века этой теме были посвящены уже многие страницы философско-публицистических рассуждений и памфлетов. «Думающие люди» требовали законов. На этом требовании создалась целая новая структура, состоящая из творческих натур, склонных поиску идеалов. А далее разлад между нею и императорской властью повлияет на ход всей русской истории XIX–ХХ веков.Конкретная альтернатива неограниченной власти монарха – высший авторитет закона – означала качественное изменение отношений между подданными и престолом. Элита явно не хотела довольствоваться лишь царскими льготами и милостями, она претендовала на реальное участие в управлении страной, вынашивала проекты императорского совета и договора с самодержавной властью. В переписке П. И. Панина, Д. И. Фонвизина, С. Р. Воронцова, А. М. Кутузова, Н. Н. Трубецкого, А. П. Сумарокова, П. В. Завадовского и других повторяется мысль об ответственности монарха перед народом и за судьбу народа. Однако мы должны понимать: понятие народ было у всех перечисленных господ крайне узким, оно не включало даже всего господствующего сословия, а ограничивалось лишь его верхушкой.Ничего в этом удивительного нет. Рабство в разнообразных его формах было присуще всем странам мира. Но на Руси существовала монархия, которая стояла поперёк дороги рабства, – у нас его и не случилось. Перед Петром I крестьянин был крепок земле, как дворянин был крепок службе: это было ограничение военного подчинения, а не частной собственности. «Сильные» же люди всегда думают о собственности, и в те времена пытались превратить в собственность, в рабов, царёвых подданных, и цари боролись именно с «сильными» людьми. А идеалисты всегда расчищают дорогу «сильным».Пока существовала царская власть, крестьянин был лично свободен, хозяйственно независим и судебно равноправен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151