— Вопросы? — сказал Неяпончик, обернувшись к Билялову.
Вопросов у Билялова была масса, самых разнообразных. Но Иваньков невежливо задавил процесс в зародыше, скомандовав:
— Гасим всё к едрене Жене.
— Что значит всё? — не понял Вахрушев.
— Значит, на хер весь аэропорт гасим, маяки ваши, рации, позывные там, лампочки на крыльце — всё, что можно и нельзя.
— Зачем? — совсем не понял Вахрушев.
— Чтобы семью свою спасти, дядя Сема. У вас жена, дети в Казани сейчас? Вот. И на них вот сейчас бомбы штатовские полетят и ракеты, по наводке вашего аэропорта.
— Да чушь это! — воскликнул Билялов. Вахрушев, что характерно, молчал, стремительно бледнея.
— Потом, Азат-абый, родной, потом, ладно? Дядя Сема, покажите, где здесь… Мансур, Виталик, помогите.
Следующие две минуты Билялов и Иваньков провели в центре диспетчерского зала, отвернувшись друг от друга и потому не зная, что стоят в совершенно одинаковых позах неравнодушных наблюдателей — ноги расставлены, кулаки в карманах брюк, взгляд сквозь брови.
Остальные специалисты разных областей, занимавших зал, деловито или суетливо бегали по помещению, щелкая рубильниками и тумблерами, которых оказалось чертово множество, или переговариваясь с прочими службами аэропорта по поводу немедленного обесточивания объектов.
Билялов торчал совершеннейшим столбом, никак не реагируя на употребление своего имени всуе — без этого местные доброхоты уговорить коллег выполнить нетривиальный приказ явно не могли. Молодец, начальник, в кулаке хозяйство держит.
Когда суматоха улеглась, начали гаснуть последние лампочки и индикаторы в зале и видимых окрестностях, и стало понятно, что воздух за окнами уже наливается голубеньким сумеречным соком, Билялов всем корпусом развернулся к Иванькову и сказал:
— Если, не дай бог, что случится, ты, парень, ответишь.
— Легко, — сообщил Сергей и собрался развить мысль, но вместо этого воскликнул: — Здрасьте, на фиг! А это что за дела?
Здоровенная центральная установка, которую Вахрушев загасил лично и первой, с нежным писком зажглась меленькими четкими огоньками и разноразмерными экранами — сначала по левой консоли, потом по правой, а затем и по всей многоярусной поверхности.
Иваньков, крича «Кому тут жить надоело?» и прочие неуютные лозунги, бросился к нарушительнице спокойствия. Но не обогнал Вахрушева, который принялся ощупывать установку с разных сторон, потом зашел сзади и чем-то жирно щелкнул. Огоньки резко погасли.
Серый выдохнул, а Вахрушев вышел из-за корпуса, но в любимый дальний угол не спешил. И не ошибся: через десяток секунд установка пискнула и вернулась к жизни раз и навсегда отработанным порядком.
Вахрушев повернул к Иванькову совсем уже бледное лицо и сказал:
— Так не бывает. Она обесточена, абсолютно, она не может работать.
— Терминатор-четыре. Бунт машин, — прокомментировал Неяпончик. — Где у вас подстанция?
До подстанции вызвался проводить прискакавший к диспетчерам казачок, оказавшийся главным энергетиком аэропорта. Позднее выяснилось, что Билялов распекал его за падения фазы, случившиеся сегодняшним утром.
Но ни в тот день, ни когда-либо позже энергетик как честный человек не стал указывать директору на то, что даже падение всех без исключения фаз в район земного ядра не сказалось бы на работоспособности самых интимных и жизненно необходимых узлов аэродрома. Тем более что таковая трактовка событий было бы не совсем верной. Верной и общедоступной трактовки просто не существовало. Евсютину было недосуг объяснять, а Гильфанову слушать, что итогом реконструкции Казанского аэропорта, в конце 90-х растянувшейся на несколько лет, стало внедрение своеобразного «троянского коня» — не в вирусном, а в исконном значении — в аэродромно-районную систему управления воздушным движением.
Тендер на модернизацию аэропорта в 1995 году выиграли крупные компании из Франции, с которой Татарстан в тот исторический период особенно дружил. По случайности, тогдашний министр внешних экономических связей республики и основной бизнес (нефтяной) и собственную семью держал в Париже.
Потом шишку в правительстве ненадолго принялись держать германофилы. Они внешнего министра поперли, да так сильно, что разогнали все министерство, под обломками которого оказалось погребено множество контрактов с лукавыми галлами. В результате фирме Bouygues, генподрядчику строительства аэропорта, вообще сделали ручкой, цинично прицепившись к невинному (двукратному) раздуванию сметы.
С компанией Thomson, субподрядчиком по системе управления воздушным движением аэропорта, расстаться оказалось сложнее. Бесстрашные правительственные эксперты даже после показательного разгона МВЭС продолжали утверждать, что диспетчерское оборудование Thomson является лучшим в мире, а ее условия — самыми выгодными. Сами же французы подсуетились и начали поставки и пуско-наладку прежде, чем официальная Казань успела придумать сколь-нибудь серьезный повод для отказа от сотрудничества. А повод был необходим, ведь поставки шли на деньги, щедро выделенные французскими Thomson, Elf и банком Credit Lyonnais (около $31 миллиона) под гарантии правительства Татарстана и по контракту, подписанному в феврале 1996 года в ходе визита в Казань французского премьера Аллена Жюппе.
После череды подковерных скандалов, а также скрытых от широкой общественности арбитражей и третейских судов, прошедших в Казани, Москве и Гааге, Thomson сумел и стряхнуть деньги с коварных татар, и поставить им все оговоренное оборудование. Впихнув в него не оговоренный контрактом интерактивный контур, заставляющий всю систему отзываться на спецсигналы, посылаемые авиационными груд, пировками НАТО.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131