(Бедняга циклоп совершенно случайно раздавил свою жену, сев не на тот стул, и от горя и шока тут же скончался. Но случилось это, когда обоим «голубкам» было уже далеко за восемьдесят. — Авт.)
Долго думал Ээт, что делать с золотым механическим бараном, спасшим Фрикса с Геллой по поручению Гефеста.
Сперва волшебник хотел оставить золотую игрушку себе. Но через неделю он резко передумал, терзаемый ужасной головной болью. Проклятое изделие Гефеста день и ночь трындело на псевдофилософские темы, и уговорить его заткнуться было совершенно невозможно.
М-да, перемудрил божественный кузнец со своим новым изобретением, сильно перемудрил.
После бескомпромиссного заявления, что земля, на которой находятся леса, моря и реки, круглая, Ээт не выдержал и решил трепливый механизм разобрать на части. Давно уже зрела в голове у волшебника эта заманчивая мыслишка.
Но сказать — это одно, а вот сделать — это нечто совершенно противоположное.
Сатиров баран словно читал его мысли.
Задействовав армию, давно изнывавшую от безделья, царь Колхиды попытался поймать механическое копытное, однако сия затея так и не увенчалась успехом.
Баран оказался на удивление прытким и на редкость язвительным. Он так остроумно издевался над солдатами, ловившими его в течение целой недели, что те под конец этой самой недели сдали оружие и ушли в горы, где сделались свободными пастухами-отшельниками.
Гневу Ээта не было предела, и он нанял за морем новых солдат. Поимка божественного механизма повторилась, только на этот раз Ээт попросил самого Гефеста любезно помочь ему хотя бы советом.
Гефест недолго думая ответил, что механического барана можно поймать на морковку.
Царь Ээт при этом сначала смутился, покраснел, потом, разозлившись, заявил, что божественный кузнец попросту над ним издевается.
А все дело было в том, что в Колхиде словом «морковка» называли один очень важный мужской атрибут.
— Это что же? — гневно орал волшебник, топая ногами. — Мне, что ли, за бараном этим бегать, бородой перед его золотой мордой трясти?
И царь нервно погладил свою морковкообразную бороду.
— Да при чем тут растительность на твоем лице?!! — в свою очередь возмутился Гефест.
Врезать Ээту в морду не позволял изобретателю тот факт, что волшебник был сыном Гелиоса.
— Я имею в виду вовсе не бороду, а известный корнеплод, и вообще ты своими никчемными разговорами отрываешь меня от важных дел…
«Небось нового говорящего барана мастерит», — недовольно подумал Ээт, но к совету кузнеца прислушался.
Достали морковку.
Купить ее было трудно, так как в Колхиде она не произрастала. Морковка была доставлена в единичном экземпляре из далекой Эфиопии в обмен на драгоценности и расшитые золотом одежды. Долго потом снилась эта морковка царю Ээту в ночных кошмарах. Казна, она ведь не бездонная. Хотя, с другой стороны, баран-то из золота!
То-то!
Подвесили солдаты морковку на дерево, а сами в кустах спрятались. Но баран, он ведь не идиот — вопреки бытующему среди пастухов и волков мнению.
Во всяком случае, этот баран, созданный гением божественного кузнеца на светлом Олимпе, отличался редкой для своего рода сообразительностью. Пожалуй, он мог бы править Колхидой лучше самого Ээта. Но на самом деле у механического животного были довольно скромные потребности. Он просто хотел найти благодарных слушателей, а это в Колхиде да и, пожалуй, в любой другой части Греции было невозможно.
То, что несло это механическое копытное, могло свести с ума кого угодно. Чего только стоила одна его коронная фраза: «А вы знаете, что наша Галактика вращается в очень опасной близости от гигантского хроносинклатического инфундибулума?»
Многие греки с менее крепкими нервами, чем у Ээта, сразу же сходили с ума, услышав этот словесный перл механического болтуна…
Не хотел баран подходить к дереву с висящей на самой нижней ветке морковкой: и кретину было ясно, что это ловушка. Но его механическая сущность вопила об обратном.
Хитер был Гефест, заложив в железную голову своего изделия маленькую несообразность, благодаря которой уникальное копытное становилось уязвимым, как и любой его живой сородич.
Механические ноги с тихим жужжанием сами понесли барана к морковке.
Солдаты выждали и в решающий момент выпрыгнули из кустов.
Но не тут-то было!
Божественный механизм действовал молниеносно. Слопав морковь, он легко выскользнул из навалившихся на него солдат, однако эта победа обернулась для него поражением. В руках потешающихся наемников осталась великолепная шкура золотого барана, или, как ее еще называли в Греции, золотое руно. Руно было выполнено с поражающим воображение мастерством из завивающейся спиралями стружки самого ценного в Греции металла.
Победа царя Ээта была абсолютной.
С триумфом поместил он золотое руно в священную рощу бога войны Ареса. А сторожить это самое руно посадил какой-то жуткий (по слухам) гибрид из самых ужасных греческих животных, который (опять же, по слухам) звался Дракониусом — Извергающим Пламя. Монстр был на редкость кровожадным и ни при каких обстоятельствах не смыкал своих многочисленных глаз.
Никто, конечно, в эту чушь про Дракониуса не верил, но в священную рощу Ареса местные жители все же предпочитали не ходить, боясь получить по мордасам от личных наемных гвардейцев Ээта.
Огнем гвардейцы, конечно, не дышали, но перегаром от них несло не менее оглушительно, и потому долгое время золотое руно оставалось неприкосновенным.
А что же, вы спросите, случилось с тем механическим бараном?
Да ничего с ним не случилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83