– Что и требовалось, – подмигнул Самсонов. – Он, конечно, сразу же побежал к друзьям… И мы теперь накроем на шахте всю ихнюю шайку. Ну, почти всю! Им же нужно будет собраться, поговорить…
– То есть вы специально решили их спровоцировать?
– Точно.
– Насчет этой шахты, – протяжно проговорил Квашин, – у тебя что же, есть какие-то сведения? Какие-то факты?
– Есть догадки, но – веские!… Я много об этом думал… Основная база бандитов находится там. Только там. Больше ей и быть-то негде.
– Если уж ты ручаешься, – сказал Квашин, – я с тобой…
– Ну, дружище, ручаться ни за что никогда нельзя, – улыбнулся Самсонов. – Ты же сам знаешь: все, что мы планируем, реализуется, как правило, лишь частично… В лучшем случае – наполовину. Не так ли?
– Так-то оно так…
– Именно так! Но здесь и половины – вполне достаточно. Улов будет неплохой, это-то – наверняка… И идти на шахту надо немедля!
24. Скверный сон. Предчувствия… Две тени. Во-первых, где люди? И во-вторых, где камни? Главный закон коммунистической партии. Динамитная шашка.
Когда Портвейн давеча пошутил, сказав, что ребятам на шахте снятся, наверное, богатые сны, – он оказался прав. Попал в самую точку. Заячьей Губе, и вправду, снились сейчас алмазы.
Однако, сон его вовсе не был приятным и радостным.
Никакой конкретной цельной картины – как это часто бывает в сновидениях – перед ним не возникало. Мелькали лишь разрозненные, странные, смутные кадры… И в каждом кадре фигурировали кристаллы. Самых разных размеров и форм, и цветов.
И маячили также какие-то люди. Но лиц их Николай не мог различить. Их смазывала, затмевала зыбкая пелена; словно бы туман, клубящийся над болотами, проник в его мозг и замутил сновидение.
Лиц он не видел – но голоса зато слышал неплохо. Люди говорили об алмазах. Об их красоте, о бесподобной их ценности.
И сквозь несмолкаемый гул голосов все время прорезался один, высокий и резкий голос, который твердил настойчиво: «Упрятано плохо! Упрятано плохо! Берегись!»
И был гортанный этот голос столь неприятен и мучителен, что Николай вдруг проснулся.
Он поднялся, весь мокрый, дыша тяжело и трудно, – как будто только что вынырнул из глубокой воды. Нашарил в темноте папиросы. Закурил. И подумал, вдыхая благодатный, успокаивающий дым:
«Вот же, чертовщина! Этот голос… Он мне знаком! Ну да, конечно, я же слышал голос Самурая – голос „серого палача“… Но что бы мог означать такой сон? К чему бы это?»
По своей натуре, по складу характера, Николай Заячья Губа являлся сугубым рационалистом. Он был далек от всякой мистики. И ни во что не верил. Но все-таки инстинкту своему он доверял, давно привык на него полагаться и, покурив, подумав, – пришел к выводу: скорее всего, алмазы и впрямь упрятаны плохо. Вчера, впопыхах, он на это не обратил внимания. А сейчас вот пришел сигнал…
«Мы положили мешки за третьей рудничной стойкой, – одеваясь, продолжал он размышлять, – а следовало бы – подальше! За пятой, или за шестой… Там, в самой глубине, действительно страшновато. Но там-то как раз и надежнее всего. И если уж я сам забоялся – вряд ли туда сунется кто-нибудь другой!»
– Эй ты, сурок, – толкнул он Ивана, – проснись.
– А? – Иван шевельнулся – но глаз не открыл. – Что?
– Пойдем в шахту!
– Зачем?
– Надо еще немножко поработать.
– Ну тебя к черту, – проворчал Иван. – Который теперь час?
– Ровно три.
– Ну, так и не мешай спать… Проваливай! Если нужно – поработаем утром.
Иван отвернулся лицом к стене и снова захрапел. А Николай стал натягивать сапоги. Он все-таки решил сходить в шахту!
Вскоре Николай уже пробирался под землей, по наклонной штольне. И он не видел, не знал, что на поверхности произошли кое-какие изменения.
Там, наверху, возле барака, появились две тени. Две неясные фигуры. И одна из них прошептала:
– Гляди, Малыш, дверь-то не заперта!
И другая, высокая фигура, ответила – тоже, шепотом:
– Они тут, падлы, совсем уж обнаглели… А ну – отворяй!
* * *
– Опять ты, – протяжно, сонно, не размыкая глаз, сказал Иван, – когда ж ты, ядрена мать, угомонишься? Я ведь сказал: утром…
– А ну, вставай! Живо! – услышал он. – И не вздумай шуметь.
Иван приоткрыл глаза. Увидел каких-то неизвестных людей. И на мгновение зажмурился – так страшны показались ему эти новые, невесть откуда взявшиеся, склонившиеся над ним лица.
– Кто вы? – погодя, спросил он. – Что вам надо?
– Где твои друзья? – Малыш пригнулся, упираясь ладонями в колени. – Отвечай, только – тихо!
– Какие друзья?
– Ну, все остальные… Кто здесь еще живет?
– Еще – Заячья Губа, – тихо проговорил Иван, – больше никого нету.
– А Интеллигент?
– В поселке – как обычно. Здесь он никогда не ночует.
– А этот тип – Заячья Губа, – вмешался в разговор Портвейн, – куда же он-то подевался?
– Хрен его знает… Ушел.
– Когда?
– Вроде бы недавно.
– И куда – ты, конечно, не знаешь? Даже не догадываешься? А?
– Да ведь я же спал! Он что-то лопотал – только я не понял толком. Не запомнил… Но чего же вы хотите?
К нему вплотную придвинулась обезьянья, ухмыляющаяся рожа Портвейна.
– Мы хотим знать, во-первых, – где люди? И, во-вторых, – где алмазы?
– Людей нету, – растерянно сказал Иван, – вы же сами видите.
– А камни?
– Так что ж камни. Тут их тоже нема. Они в другом месте.
– Где?
– Внизу где-то, в шахте…
– Ты точно говори – где?
– Видит Бог, не знаю.
– Как так? Кто же их прятал?
– Заячья Губа.
– А ты?
– Я все время в бараке оставался.
– Выходит, твой друг тебе не доверяет? – скривил губу Портвейн.
– Нет, почему? Каждый из нас занимался своим делом. Никола внизу шуровал, а я сторожил наверху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61