— Нет, конечно. В свободное время у нас общается кто с кем хочет.— Что, и замужняя женщина может перепихнуться с женатым мужчиной, и за это им обоим ничего не будет?— Чего-чего сделать?— Ну, Кофи, мне за теоя стыдно. Поговорками нашими сыплешь, а простых слс-j HS понимаешь.— Да, мы таких словек не прохода ли, — серьезно сказал молодой вождь.— Перепихиваться означает делать динь-динь, — нашелся Борис.— А, динь-динь! Так бы сразу и сказал, — обрадовался Кофи Догме. — Женщине и мужчине ничего, как ты говоришь, не будет. Неприятности будут у тех, кому они изменили.— Как?!У Бориса отвалилась челюсть. Застыла в воздухе перепачканная потрохами рука с ножом.— Ну, у нас считают, что человек находит партнера вне семьи тогда, когда в семье ему не хватает динь-динь. В этом никто не видит ничего плохого. Только посмеиваются над теми, кто не в силах удовлетворить супруга. Иногда дают им обидные прозвища.Борис снова крепко задумался.— А вот представь, что жена застукала мужа с другой женщиной. Где-нибудь под пальмой, — медленно произнес Кондратьев-младший. — Неужели постоит, посмотрит и уберется восвояси?— Застукала? — спросил сам себя Кофи, вспоминая все значения этого слова. — Если застукала, может и в драку полезть. Но когда драку будет разбирать племенной суд, он не примет сторону жены.— А кто входит в состав вашего суда?— Я, — твердо ответил Кофи.— А сейчас, когда ты здесь?— Старший из моих двоюродных братьев. Но поскольку он лишь заместитель вождя, то не имеет права судить единолично. Он делает это вместе с главным колдуном.Борис швырнул кошкам случайно попавшего в мешок ерша и задумчиво спросил:— А как их зовут?— Кого?Кофи тоже расправился с последней рыбкой и вытер нож о траву.— Брата и колдуна.— Уагадугу. Уагадугу и Каплу.Борис кивнул:— А, понятно… Ладно, дружок. Будь добр ополоснуть мешок. Вон, из бочки с дождевой водой. А я схожу к этому… Бабуль, как его имя-отчество?Из сарая показалась замотанная платком голова Любови Семеновны:— Чье, Боренька?— Да этого, дедова друга. Учителя!— Петрухина, что ль? Павел Исидорович!Голова скрылась в сарае.— Слыхал, Кофи? Исидорович! Хрен запомнишь. А ты со своим Уагадугу… Бабуль, я дом-то его не помню точно! Кажется, после водокачки. Но вот какой: второй или третий?На этот раз Любовь Семеновна выбралась из сарая вся. И даже с вилами в одной руке. Другой рукой она указала на краснокирпичную башню водокачки:— Вон, видишь, сперва черепичная крыша, там зять президента АО «Заря» живет. После, видишь, шиферная, это дом главного зоотехника АО. Видишь?— Ну вижу! — сказал Борис.Кофи Догме, болтая в мешке воду, внимательно проследил за направлением их внимания. Тузик, злобно урча, не спускал глаз с черного человека.— А следующая, третья, и есть крыша Петрухина.— Это под рубероидом которая?— Точно, Боренька, точно. Течет она у Пашки. Плесень на стенах…— Ну, я пошел, бабуль… Ах да. Бабуля, дай этому черномазому крупной соли.Рыба ж пропадет.— Внучек ты мой дорогой! Ну разве можно так о своем друге? Как у тебя язык поворачивается?Борис даже улыбнулся:— Богемный человек необидчив. Обидчивы ничтожества, а с ними скучно.— А если я не богемный? — буркнул Кофи.— Тем более будем тренировать. Надо стремиться стать богемным. Я ведь не обижусь, если ты меня назовешь «беломазым»!Не сказав больше ни слова, Борис Кондратьев открыл калитку. Кофи вылил грязную воду из мешка и проводил взглядом фигуру друга в большущем желтовато-зеленом плаще. Который на самом деле был советской офицерской плащ-палаткой.Немало имущества перетаскал в дом отца Василий Кондратьев. Прежде чем дослужился до должности командира полка спецназа.Прежде чем покинул родную армию в звании полковника.
40 Промокший Кофи Догме сидел, прислонясь спиной к печи, и лязгал зубами от холода, когда вернулся Борис. Лицо его было мрачнее тучи.— Ну что? — спросил вождь.— Не знаю, — отрезал Борис. — Где бабуля?— Здесь я, Боренька, здесь.Надтреснутый старушечий голосок послышался прямо из-под грязных Борисовых сапог. Борис отскочил. Бабуля выбиралась из подпола с пустой банкой в руке.— Петрухин ничего не знает, — выпалил Борис. — Дед к нему не заходил с прошлой пятницы.— Ойк!Любовь Семеновна издала странный звук, закрыла ладошкой рот и медленно опустилась на пол. Банка вывалилась из руки и покатилась к чернокожему гостю.Ноги бабушки свешивались в темную пасть подпола. На них были валяные старушечьи сапожки, которые только и можно было купить в обувных магазинах при Советской власти. Запахло истерикой.— Не надо, бабуль, — попросил Борис. — Может, он еще к кому мог зайти?— Не-е-е-ет, — затрясла головой в платке Любовь Семеновна. — Не-е-е-ет!.. Раньше к Мишке-леснику захаживал, да Мишка тот уж семь лет как преставился.Она разрыдалась. Борис смотрел молча, не зная, что предпринять.— Может, в милицию? — предложил Кофи.Он уже немного согрелся и перестал клацать зубами.В милицию? Ближайший милицейский пункт за восемь километров от Васнецовки, на центральной усадьбе АО «Заря». Восемь километров под дождем. А что делать? Где дед? Куда пропал? Нет ответа.Для того и придумали государство, чтоб помогало гражданину находить ответ, когда сам он это сделать уже не в состоянии.— Точно! — решил Борис. — Бабуля, не плачь. Я пошел в Бездымково. Ты, Кофи, оставайся. Мало ли в чем помощь потребуется… Да, чуть не забыл. Этот учитель зайти обещал.Дверь за Борисом Кондратьевым захлопнулась. Любовь Семеновна продолжала рыдать. При этом она что-то причитала, но Кофи, и без того плохо понимающий деревенскую речь, не мог ничего разобрать. Просто сидел повесив голову.Во дворе радостно залаял Тузик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65