Там его великолепно встретили, без конца твердили «мистер Апплиард», но ему было все равно. Однако собственное равнодушие встревожило Ронни. Еще немного – и он не будет знать, что сказать людям. Пережевывая пекинскую утку, потягивая немецкое пиво и ожидая цыпленка бириани, Ронни думал, что понимает случившееся с ним. Он старался быть с Симон нежным, ласковым, каким угодно, чтобы достичь своей цели, считая это просто средством. А потом, ужасающе скоро, незаметно для него, эта нежность начала радовать Ронни, стала уже целью, он попался на крючок. Потом, за виски и имбирным пивом, ему показалось, что он и впрямь разбудил Спящую Красавицу и теперь не только прикован к ней, но (что куда тревожнее!) хочет быть прикованным, хочет буквально приковаться, если уж не в силах забыть ее. Тому парню из легенды повезло. Он, может быть, тоже сперва намеревался всего лишь наскоро трахнуть и ускакать, но ему по крайней мере позволили сохранить пробужденную девушку, а не передали ее Царю Ублюдков.
Девять тридцать. Вечер, теплый для декабря. Он поднялся на холм телецентра, ни о чем уже не думая и никого не видя, но смакуя накал адреналина в предвкушении поединка Апплиард – Болдок. Вдали он, как идиот, потерял все, но, оказавшись ДОМА, по крайней мере сможет восстановить свою честь.
Весь в подмостках, огромный кирпичный цилиндр студии «8 А» казался почти безлюдным. Как обычно при прямом эфире, несколько техников и подручных, видимо, впали в тоску или апатию, отчаявшись запустить передачу в эфир. Осветитель уныло качал головой, когда ему предлагали новые прожектора, звуковик вытолкнул стрелу микрофона из ложбинки и ушел, должно быть, навсегда. Полдюжины рядов стульев для публики, напоминавших удобствами и стилем трибуны третьесортного стадиона, а не что-то театральное или кинематографическое, пустовали (если не считать рабочего в коричневом комбинезоне – тот дремал или это вовсе был МАНЕКЕН).
Распорядитель повел Ронни, лавируя среди множества низких стульев, окружавших трон, который займет Хамер. Стулья были заняты подставными лицами, чтобы установить по ним камеры. Сидящий на стуле вместо Ронни встал неохотно, словно несправедливо обиженный. Ронни сел и закурил. Как всегда, он рассчитал время правильно и теперь был психологически готов встретить леди Болдок.
Пять минут прошло в тихих разговорах, только трещали и грохотали различные аппараты. Затем появились кучкой главные персонажи: Хамер вел Василикоса и леди Болдок; режиссер что-то объяснял Спарку, газетчику-финансисту, лорд Уорд и другой директор компании шли сзади, нужные, видимо, лишь для того, чтобы впихнуть леди Болдок в ее кресло. Она, безусловно, выглядела, как никогда, королевой: плиссированное оранжевое платье, волосы перехвачены лентой с разными камнями и еще больше камней в полудюжине иных мест. И тут она увидела Ронни.
Понадобился бы точнейший секундомер в руках мастера, чтобы отметить интервал между враждебным изумлением и милостивой улыбкой:
– Хелло, Ронни. Подумать только, вы здесь! Хотя не знаю, почему так говорю – ведь телевидение ваш дом. Но мне никто не говорил, что вы участвуете сегодня в передаче.
– Я и сам не знал до последней минуты, – сказал Хамер с потрясающим (несравненным по мнению Ронни) видом человека, вдруг обнаружившего, что не все гладко. – Я же вроде говорил, что оказалось трудно сразу же найти четвертого участника. Бернард все-таки не смог, другой (уверен, что Ронни не обидится, если скажу: тот мне больше по душе) улетел вчера в Лаос, и я так обалдел, что, когда наткнулся на Ронни как раз после его собственной передачи и он оказался свободен, мигом его сцапал. Теперь, Джульетта, поднимитесь, пожалуйста, сюда, боюсь, несколько минут будет страшно скучно, но потом сможем отдохнуть и…
Оба отошли на второй план. Василикос, очевидно, прямо с Олимпа, в пурпурном вельветовом смокинге, подошел к Ронни с благожелательной миной:
– Приятно видеть вас, дорогой мой целовек.
– Как поживаете, мистер Василикос? – Ронни позволил ему энергично поздороваться. – Отлично выглядите, несомненно!
– О, спасибо. Сплосные удачи. Дела идут хоросо, но, когда одни удачи, этого для зизни мало, я всегда говорил. Нузно искать чего-то больсего. Но как у вас дела? Вы, казется, немного приуныли, повесили нос, нет?
– У меня все в порядке. Просто день был довольно тяжелый.
– Приободритесь. Это пройдет. Сказите, у вас репутация на телевидении… потрошитель, казется. Верно?
– Вероятно, но, надеюсь, не только.
– Конесно, конесно. Так кого будете потросить сегодня? Меня?
– Боже правый, зачем мне? В сущности, эта передача не такая. Скорее дискуссия на равных основаниях с…
– Безусловно, безусловно. Я, казется, должен идти. Давайте потом выпьем.
– С удовольствием. Желаю удачи, мистер Василикос.
– И вам того зе.
Только теперь Ронни позволил себе посмотреть на публику, которую служители в полицейской форме водворили на место. Он сразу же углядел лорда и леди Апшот, через секунду Сакстонов, наконец, Мэнсфилда, казавшегося толще, чем когда-либо, в синем смокинге больничного оттенка. Во всяком случае, пока нигде не было видно ни Симон, ни лорда Болдока. Может быть, они в ложе, хотя, насколько Ронни знал Мак Бина, режиссера, там долго не задержишься.
Хамер перегнулся со своего трона вниз.
– Ребята, нельзя ли поболтать о чем-нибудь пару минут, чтобы нам проверить уровень звука и так далее? Не сидите, как бревна. Вы беседуете, а не играете.
– Ладно, Билл, – сказал послушно Ронни. – Э… леди Болдок, ваша дочь будет сегодня в студии?
– Нет, боюсь, что нет. – Леди Болдок сидела справа от Хамера, по диагонали против Ронни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61