Пресса не...
— Журналисты снаружи, — перебила Стефи. — Мы — ближайшие родственники.
Юный интерн выглядел сильно перепуганным. Он неохотно промямлил:
— Н-не... — пауза, — не особенно хорошо, — выговорил он наконец. — Ему осталось несколько часов.
Женщины замолчали, и он поспешно спасся бегством. Стефи уселась с одной стороны от Уинфилд, Ленора с другой.
— Есть соображения, — начала Стефи, — кто?..
— Я спрашивала отца, — сказала Уинфилд. — Он считает, что контракт со Шмулкой подписали на старой родине.
Стефи повернулась к ней, но Уинфилд рассеянно уставилась на противоположную стену.
— Перестрелка в Корлеоне? Но...
— Папа сейчас наводит справки.
— А где он?
Уинфилд ответила не сразу.
— Скоро будет здесь. У него возникли проблемы.
— День проблем, — хмыкнула Ленора. Ей казалось, что все ее мысли застыли на отметке «нейтрально».
— Не для тебя, — заметила Стефи. — Твои проблемы кончились на Леонард-стрит. — Она пригнулась вперед. — Что я хотела бы знать, так это, как копам удалось наложить лапу одновременно на Винса и Чио. Кто-то навел их.
— Похоже на то, — согласилась Уинфилд.
Стефи сверкнула глазами.
— Не умничай с тетей Стефи, детка. Я знаю тебя лучше, чем ты сама, мисс.
— Согласна.
Никто из них не заговаривал, сопротивляясь невысказанному, повисшему в воздухе, как баньши на поминках.
Наконец Уинфилд решилась вызвать дьявола. Она заговорила ровным, бесстрастным тоном.
— Пока ты остаешься моей тетей Стефи.
Стефи тихонько заплакала, прижимая к губам носовой платок, чтобы заглушить рыдания. Из ее больших оливковых глаз струились слезы.
— Ох, — сказала она, справившись с голосом, — как я могу перестать быть твоей теткой? Я просто могу стать еще и твоей свекровью.
Уинфилд своими длинными руками потянулась к Стефи. Они крепко обнялись.
— Ты должна сказать мне правду, — всхлипнула Стефи. — Правду, Уинфилд. Ты знаешь, кто их уложил?
— Никаких соображений.
— Верю. — Стефи чмокнула ее в щеку очень по-простецки, по-деревенски и усмехнулась сквозь слезы: — Раз уж у тебя нет, у кого еще могут быть?
* * *
Если не считать короткой, изматывающей дремоты, после которой он чувствовал себя еще более усталым, Шан Лао не спал трое суток. Его неослабевающее нервное напряжение взвинтило Николь, привело в такое же бессонное, подавленное состояние.
Банни, жизнь которой была приурочена к режиму малыша, казалась более спокойной. Не волнуйся, напоминала она себе. Шан Лао пообещал, что завтра Никки будет с ними. Сегодня, поправила она себя, взглянув на мерцающий циферблат настенных часов в детской. Полпятого. Лео мирно посапывал в своей кроватке. Никки доберется... к ленчу? К обеду уж точно. Она услышала, как старшие переговариваются у себя. Она тихо вышла на кухню и увидела там обоих.
— Я собираюсь сварить всем нам кофе.
— Уже все готово. — Николь налила ей немного кофе. — Мы обсуждаем наши дела. Шан говорит, к полудню точно.
Шан Лао кивнул. Его движения были неуверенными, глаза ускользали. Голова казалась как никогда тяжелой для щуплых плеч.
— Радиотишина, — хрипло произнес он.
— Что?..
— Им нельзя... подавать сигналы... в эфир.
Ночь была, как всегда, тихой. Вдруг Банни почудился какой-то новый звук. Она привыкла к шороху ящериц, щебету маленьких птичек, скользящей походке охранников, но это... Холодильник? Бойлер?
— Самолет! — почти крикнул Шан.
— Где?
— Слушайте!
Все трое замерли, звук нарастал, не рокот мощных моторов — скорее жужжание. Они вышли в гостиную.
— Я уверена, что это самолет, — сказала Николь. Молча она вышла в темноту, на веранду. Здесь звук приближающегося самолета был еще отчетливей. Неясный свет мелькнул над восточным горизонтом, но не розовый цвет восхода — желтовато-белый электрический свет. Самолет был уже почти над ними.
— Вот он! — закричала Банни.
«Эркупе», скользя вниз медленно, как подбитая птица, падал, падал. Тренога шасси взрезала песок, как когти садящейся птицы. Бег замедлился. Умолк мотор. Остановился пропеллер. Полная тишина.
Со скрежетом скользнула в сторону дверца кабины. На песок вывалился человек и тут же бросился к самолету, помогая спуститься двоим другим. Их отделяло от коттеджа не более ста ярдов, они были отлично различимы в просветах между пальмами.
Одна из фигур рухнула на песок. Раздался окрик:
— Стоять! Руки вверх!
Первый из высадившихся шагнул к самолету, нырнул внутрь. Свет на востоке разгорался все ярче с каждой секундой. Человек достал из кабины угловатый, безошибочно узнаваемый «армалит». Хлестнула очередь из автоматов охраны. Умирающую ночь разорвал грохот перестрелки.
— Прекратить огонь! — кричал на бегу Шан. Охранники не слышали его, продолжая с трех сторон поливать очередями «Эркупе», и его пассажиров.
— Прекратите огонь, идиоты!..
Чудовищный грохот оборвался. Шан, потерявший один шлепанец на ходу, несся вперед, увязая в песке. Острый запах пролитого горючего отравил рассветное благоухание. Шан упал на колени перед самолетом. На веранде Николь смотрела ему в спину. Потом внезапно повернулась и, скользнув по лицу Банни невидящим взглядом, ушла в дом.
Банни двинулась к пляжу. Ее лицо было совершенно бесстрастным. Охранники с воплями спасались бегством. Она не видела их, но чувствовала, что они убегают. Заревел мотор джипа, потом стих в отдалении. Бегущие крысы. Банни стояла позади Шана. Ее лицо оставалось бесстрастным. Она смотрела на чистое, не тронутое выстрелами лицо Никки. Пули пробили большие розовые дыры в его груди и животе.
Его жизнь закончилась. И ее тоже. Шан убил их обоих.
Чой лежал позади Никки, все еще сжимая «армалит».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168