Трясущаяся от ярости, Эллен ринулась в дом, изо всех сил хлопнув дверью. Она все еще меряла шагами пол, изобретая все новые проклятия на голову «этого ничтожества», когда звонок раздался снова. Почти надеясь, что это вновь Уинклер, Эллен решительно промаршировала в прихожую и рывком распахнула дверь. О, сейчас она выскажет ему, сейчас!.. Но на пороге стоял не священник. Там была ее дочь.Несколько минут царила полная неразбериха. Когда, немного опомнившись, Эллен высвободилась из восторженных объятий Пенни, вопросы настолько переполняли ее, что она даже не знала, с какого начать. И вместо этого воскликнула:– Боже мой, голубушка, как ужасно ты выглядишь!– Премного благодарна! – ухмыльнулась Пенни. – Тебе не нравятся мои «видавшие Европу» джинсы? Разве до тебя не доходит, что все заплаты – мои трофеи? На левом колене лоскут из Парижа, а на заду – из Флоренции...Эллен чуть отстранила дочь, разглядывая.– Какой загар! Ты похожа на цыганку. Когда ты в последний раз мыла голову? И откуда ты выкопала эту жуткую футболку? Она на самом деле должна быть серой? Кроссовки совсем порвались: глянь – пальцы наружу. И похудела... О, ты выглядишь замечательно!– Так-то лучше, – довольно сказала Пенни. Она улыбалась, но глаза у нее подозрительно блестели. – Эй, отдохни-ка на минутку от материнских восторгов и поблагодари Теда за то, что он меня сюда доставил.В полном замешательстве Эллен долго жала руку Теду, веснушчатому рыжеволосому верзиле, ответившему вежливым отказом на ее приглашение зайти. Впрочем, она привыкла к бесконечной череде более-менее безымянных юношей, подвозивших Пенни в самые разнообразные места и милостиво отпускавшихся, когда необходимость в них отпадала. Этим ребятам ничего не стоило сделать крюк в лишнюю сотню миль – для друзей они были готовы на все, но к их родителям относились несколько настороженно. Хотя в данном случае отказ Теда мог быть продиктован элементарной тактичностью. Как только он ушел, мать с дочерью снова бросились друг другу в объятия.И лишь несколько позже, когда поулеглось восторженное возбуждение от встречи и обшарпанные чемоданы Пенни были доставлены наверх, Эллен наконец получила возможность поговорить по-настоящему. Они уселись на кухне, и Пенни принялась поглощать все, что попадалось ей на глаза. На коленях у нее тихонько мурлыкала Иштар, время от времени хватая со стола оставленные без присмотра кусочки.– А ты случайно ничего не пекла? – с трогательной надеждой в голосе спросила Пенни. – Весь месяц в Европе я мечтала о твоих булочках.– Если бы я знала, что ты приедешь... Кстати, может ты перестанешь отмалчиваться и объяснишь, с чего вдруг поломала все наши планы и обрушилась, как снег на голову?– Просто ужасно, как ты меня ненавидишь, – пожаловалась Пенни.Эллен уже сновала по кухне, выкладывая на стол необходимые продукты. Бросив в кастрюлю кусок масла, она улыбнулась дочери:– Булочки к ленчу.– У меня уже ленч. – Пенни протянула руку за последним куском сыра, скармливая крошки Иштар. – Господи, как же хорошо дома. Знаешь, мамуля, Европа в самом деле изумительна, но здесь лучше. Ты, Иштар и этот чудесный дом...– И сыр, и булочки...– Мне было так одиноко, – серьезно сказала Пенни. – Эмерсоны – отличные ребята, но... На прошлой неделе я в Риме повстречала Джека.Пачка сливочных тянучек выпала у Эллен из рук. К счастью, она еще оставалась нераспечатанной. Подняв ее, Эллен принялась выкладывать булочки на противень и вновь заговорила, только покончив с этим занятием:– Что же он делал в Риме?– Приехал на какое-то совещание. Когда я его увидела, то еще больше заскучала по дому. Слушай, мамуля, разве ты не соскучилась по всем нам? Хотя, полагаю, ты наслаждаешься покоем, уединением и вообще, как Джек говорит.– У тебя ужасная грамматика. – Эллен сунула противень в духовку и включила таймер. – Что еще сказал Джек?– Он выдал мне по первое число. Ты же знаешь, как он любит читать нотации. Он сказал, что я эгоистка, что не должна цепляться за тебя, а наоборот – позволить тебе жить собственной жизнью, как ты мне позволила. Что тебе это даже труднее, чем мне, но ты не хнычешь. Тебе было трудно, мамуля?Эллен обняла хрупкие плечи дочери.– Тебя устраивает такой ответ? – Она выпрямилась. – Ладно, хватит сантиментов. Я отведу душу, распаковывая твои чемоданы.– Что будет... – тихонько протянула Пенни.– Ты хочешь сказать, что после Европы ничего не стирала?– Миссис Эмерсон пыталась склонить меня к этому, но я устояла. – Пенни легко вскочила на ноги, умудрившись заботливо подхватить кошку и аккуратно опустить ее на пустой стул. – Не спеши. Я сама их распакую: ты поседеешь, если увидишь кое-какие вещи.И они обе бросились наверх наперегонки, заливаясь хохотом.Насчет чемоданов Пенни не преувеличивала. Демонстративно зажав нос, Эллен с деланной брезгливостью двумя пальцами перекладывала в корзину грязные вещички, пока дочь вылавливала среди скомканных тряпок всевозможные подарки для каждого члена семейства, завернутые в папиросную бумагу. Предметом особой ее гордости оказался чудовищного вида галстук с аляповатым изображением собора Святого Петра – для Джека.– Он нарисован специальной краской, – сообщила Пенни, удовлетворенно взирая на это варварство. – И светится в темноте.– Джек будет в восторге.– И обязательно его наденет.– Не сомневаюсь... Почему ты не отдала это ему в Риме?– Я купила его перед самым отъездом. Да и все равно Джек на следующей неделе приедет домой. Разве он не писал тебе?– Писал.– Он обещал, что позвонит прямо с порога. Он хочет, чтобы мы выбрались в Вашингтон и пообедали с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78